Яд

— Лгать нехорошо, — упрекнул Роберт с едва заметной усмешкой. — Но я проясню всё до конца, чтобы ты больше не сомневалась. Мой род чистокровный. Практически без примеси вашей крови. Мой яд — сильнее, и действие его интенсивнее и тоньше. Драгон, полагаю, мог внушать тебе довольно примитивные желания, которых, собственно, тоже вполне достаточно. Мой вененум заставляет тебя верить в то, что ты не просто хочешь меня, а что ты любишь меня. Причём настолько, что, даже зная истину, готова пожертвовать собой ради моего счастья. Но ты разумный человек, и у тебя есть выбор. Всегда. Борись, сопротивляйся, не прикасайся ко мне больше, и постепенно яд выйдет из твоего организма. К сожалению, сроков сказать не могу — ты первая так долго остаёшься жива рядом со мной.

Кэтрин сидела, опустив голову, чувствуя, что каждое слово ранит её хуже калёного железа. Поверить ему — и что ей остаётся? И как с этим жить? И… нет, она не верила.

— Так не может быть, — тихо, почти шёпотом возразила она. Впрочем, его, кажется, не переубедишь.

Роберт подошёл к столу, разделявшему их, и, остановившись, сказал:

— Если тебя утешит, мне тоже достаётся. Если моё тело — наркотик для тебя, то твоё — приманка для меня. Но мои чувства развиты больше, чем твои. У меня значительно более тонкое обоняние и осязание, и хорошо, что я не знаю, какова ты на вкус — это могло бы стать последней каплей. Когда я нахожусь с тобой, все мои инстинкты требуют… — он на мгновение прервался, и Кэтрин услышала, как он глубоко и неровно вдыхает — использовать тебя по назначению. И ты не облегчаешь мне задачу.

— Снова оскорбления? — проворчала Кэтрин, искоса бросая на него взгляд, страшась, что может потерять голову. Он был так близко, это выбивало разумные мысли из головы.

— Нет, не оскорбления. Факты. Мне хуже, чем тебе, но я справляюсь. Бери пример с меня.

Кэтрин хотела возмутиться: что значит, мне хуже, чем тебе? Да откуда он это может знать, высокомерный зазнайка? У которого на всё готов ответ. Но она сочла за благо промолчать, чтобы не получить новую лекцию о пристойном поведении в его присутствии. Вместо этого натянула покрывало почти до подбородка и хмуро уставилась на него.

— Прекрасно, — усмехнулся Дегри. — Героический поступок. Спокойной ночи.

Он уходит?!

— Роберт, подожди…

Он уже стоял у двери, взявшись за ручку, но замер, правда, не оборачивался.

— Почему ты не… используешь меня?

— Не хочу, чтобы ты умерла, — терпеливо повторил он.

— Почему?

Он развернулся — отлично, ей снова удалось привлечь его внимание. Кэтрин, против всякой логики и даже против собственной воли, была рада этому обстоятельству.

— Потому, Кэтрин, что я давно уже не участвую в гонке за выживаемость. В своё время я убивал таких, как ты, бездумно и бесцельно. Следовал инстинктам, как и положено одному из нас. Понадобилась одна революция и несколько войн, чтобы утолить мою жажду разрушения. И ещё смерть почти всех, кто был мне дорог. Теперь я знаю цену жизни, даже такой короткой, как твоя. К тому же, у меня уже есть двое детей, так что мой долг выполнен.

Кэтрин смотрела на него, ожидая продолжения. Всё понятно, только вот о ней — ни слова. Он молчал, и она настойчиво повторила:

— Почему заботишься обо мне? Зачем спас меня от Кингсли?

Его лицо дёрнулось, словно она со всей силы наступила прямо на самую больную мозоль. Дегри сжал кулаки, глаза потемнели, и он громко выдохнул, явственно показывая, что она слишком пользуется его терпением.

— А ты настойчивая, — проговорил он с усмешкой и, как показалось Кэтрин, с невольным восхищением.

— Да, — спокойно признала она, не спуская с него взгляда. Ожидая ответа.

— Не знаю. Каждый раз, когда я вижу тебя — для меня испытание на прочность. Так что, буду признателен, если ты хоть немного поможешь мне.

— Это не ответ, — требовательно возразила Кэтрин.

— Это всё, что я знаю, — резко сказал он. — Наверное, мне жаль тебя.

— Так, значит, дело в жалости? Ты со мной из жалости? — Кэтрин не верила в это ни секунды.

Тишина зависла надолго, и в душе у Кэтрин появилось чувство торжества. Она поймала его! Нашла слабое место в его заумных рассуждениях. Она очень старалась скрыть свою победу, но чувствовала, как глаза заблестели, выдавая её.

— Отвечай, — она старалась смягчить тон, но это плохо получалось.

Роберт подошёл к дивану — Кэтрин почти перестала дышать. Опершись о спинку одной рукой, он склонился к ней так близко, что она ощутила его дыхание на лице. По всему телу пробежались мурашки, и сердце билось, как сумасшедшее, словно желая выпрыгнуть из груди.

— Ты играешь с огнём, Кэтрин, — прошептал он вкрадчивым голосом. — Храбрый, очень храбрый котёнок пытается соблазнить тигра и надеется, что тот полюбит его, а не сожрёт. Какая ошибка!

На его лице появилась широкая ухмылка, ставшие почти чёрными глаза смотрели с извращённой нежностью. Это было очень красиво и страшно. Кэтрин невольно вжалась спиной в диван, судорожно сжимая покрывало — слабая защита против него. А, впрочем, надо ли защищаться, — пронеслось в голове. Это будет такая прекрасная смерть.