Идти против Левия рано, пустить его к Удо нельзя, а кого караулят клирики, если не Борна? Ричард покосился на соседа: Суза-Муза как ни в чем не бывало покачивался в седле. Глаза полузакрыты, на лице ничего, кроме сонного равнодушия. И это потомок Рутгерта, брат Карла и Рихарда?! Он же дрался у Святой Мартины, по-настоящему дрался, а потом предал сюзерена, братьев, себя… Или тогда он не знал про исповедь, а узнав, принял сторону струсившего короля и кэналлий-ского выскочки? Может, и так, но на Робера он руку не поднимал.
- Монсеньор, на Паромной проповедник и двое служек.
С Данара несло сыростью, солнце медленно уходило за высокие каштаны. Направо будет «Золотая шпора», знакомые места… Можно свернуть на Лебяжью, но где три мухи, там и четвертая. Левий стережет выезды, но по ночам спят даже монахи. По ночам проповедовать некому - правом жечь светильники и выходить на улицу обладают лишь дворяне и лекари. Ричард поправил перчатки.
- Путешествовать удобней ночью. Сейчас едем ко мне. Борн, вы меня слышите?
- В последнее время мне не удавалось выспаться. - Удо потянулся и нарочито широко зевнул, прикрыв рот ладонью. - Окделл, у вас не будет со мной никаких хлопот.
Глава 6. РАКАНА (Б. ОЛЛАРИЯ)
1
Какой урод придумал пихать в рот поросятам и прочим щукам бумажные цветы, особенно желтые?! Матильда с отвращением отвернулась от мерзкого вида хризантемы, росшей из пасти заливного чудовища, и угодила из огня да в полымя: прямо в лицо принцессе пялился зажаренный целиком кабан, разумеется, жующий поддельную розу. Для разнообразия малиновую. Принцесса с трудом сдержала рвущиеся из сердечных глубин слова и ухватилась за бокал. Ночной пир был в разгаре: августейший внук встречал Зимний Излом по-гальтарски - ни ночи без попойки. Сегодняшняя, четвертая по счету, принадлежала Молниям. Изукрашенный алыми тряпками Гербовый зал галдел, как птичник во время кормежки. Сходство усугублялось тем, что помост для августейших особ возвышался над толпой, как насест.
- Восславим же Дом Раканов, - потребовал сменивший придавленного в Доре Берхайма Карлион. - Восславим же дом Эпинэ, наивернейших вассалов владык Талигойи!
- Мы пьем здоровье нашего Первого маршала. - Внук поднял перламутровый в золоте кубок. Не выручи Эпинэ грабители, сидеть бы бедняге возле рыбьей хризантемы.
- Здоровье Робера Эпинэ, - буркнула принцесса, глотая пахнущий имбирем сиропчик. «Галь-тарский нектар», как же! Тинта тинтой, только без касеры!
Имбирь Матильда ненавидела с детства, а теперь им провоняло все вокруг. Это от победы… У всего свой запах - дурная удача пахнет имбирем, подлость - тухлой рыбой, скука - уксусом, а разлука - дымом…
- Его Величество и Ее Высочество пьют здоро вье Повелителя Молний, - кукарекнул Карлион. Можно подумать, они с Альдо залезли под стол и их никто, кроме церемониймейстера, не видит. А Кар лион счастлив! Еще бы, получил должность и изба вился от «годича»… Небось воссияешь. «Кагли- он» - невелика потеря, а вот Рокслея жаль…
На хорах что-то взвизгнуло. Музыканты. Сейчас начнут дудеть. В Агарисе никто над ухом не пиликал, а гнусные морды можно было запить. Ее Высочество воровато глянула на внука. Внук милостиво озирал подданных, подданные жрали. Матильда торопливо кивнула слуге в алой тунике:
- Настойки! - Тюрегвизе они прикончили, а касеры на королевский стол не подают. - На зеленых орехах!
- Желание Ее Высочества! - Слуга завопил так, что Альдо обернулся. Теперь начнется. И почему на нее никто не нападает, кроме собственного внука? Пристал на ночь глядя со своим пиром, хочешь не хочешь, влезай в золоченые тряпки и ползи. Если б не Удо, видели бы ее здесь, но Альдо Су-зу-Музу отпустил, теперь ее черед уступать.
- «Марш Молний», - возгласил Карлион, - во славу Молнии!
Грохнули литавры, раскатилась барабанная дробь, сквозь которую прорвался бравый мотив. Марш был хорош, покойный Алессандри сочинять умел еще лучше, чем лизать задницы.
- Ореховая настойка для Ее Высочества, - сквозь победную медь объявил давешний слуга. Принес-таки!
Золотисто-коричневая нить потянулась в серебряный стакан, напоминая о Левин, Адриане и о чем-то назойливо-неприятном. Ее Высочество смотрела на вожделенное питье, а пить не тянуло. Такое с ней уже бывало, и не раз. Высунется какая-то гадость из памяти, как клоп из щели, укусит, и назад, а ты думай, из-за чего зудит.
- Ты б еще касеру потребовала. - Внук, напле вав на этикет, занял место, услужливо оставленное покойному деду. Пустых кресел на королевском помосте было пруд пруди. Для великого Эгмонта, для доблестного Борна, для благородных Рокслеев. Не стол, а старушечья пасть, зуб за зубом со свеч кой гоняется!
- Оглохла? - не отставал желторотый венценосец. - Или злишься?
- Злюсь. - Матильда отодвинула незадачливый стакан. - Без настойки обойдусь, но имбирь твой лакать не стану. Пусть кэналлийское несут.
- Только поешь сперва. - Заботливый внучек огляделся и рявкнул: - Ее Высочество желает сома!