Яд и Меч

— Артерус. Дар накладывает отпечаток на личность, Юлиан, так что Йева уже больше Артерус, чем Тастемара. И да, связь с вурдалаками может быть у многих, но есть одна проблема, Юлиан.

— Они водятся лишь в Офурте? — догадался граф.

— Да, мой любимый сын! — тихо рассмеялась Мариэльд. — Толку от дара, если поблизости нет вурдалаков? Как и нет толка от накопленных знаний и умений, если сидеть в тесном кабинете, верно?

— Вот вы снова и вернулись к скуке, матушка, — подхватил заразительный смех граф. — Да, врать не буду! Я бы хотел немного попутешествовать. Но это как-нибудь потом… Когда улажу все дела. Надо бы еще с гарпиями на Лилейском острове разобраться.

— Вот уж действительно тебя скука одолела, что ты о бедных созданьях задумался.

— Матушка, вы только представьте! Можно устроить им приманки с ядом. Пара добиев борькора добавить в…

— Юлиан, я не для того нанимала тебе веномансера, чтобы слушать заунывные лекции про яды, — чуть сердито возвестила Мариэльд и привстала с плеча. — Я понимаю, что Вицеллий в Луциосе, но найди себе другого слушателя.

— Простите, Матушка, — с виноватой улыбкой произнес Юлиан. — Кстати, насчет собеседника. Может пригласить Лагота Валорира к нам? Что думаете?

— Лаготу сейчас не до нас, Юлиан.

— Почему?

— Скоро грядет очень неудобный для Лагота суд. Я общалась с Лётэ сегодня по этому поводу.

— Как? Что случилось? — с настороженностью в голосе прошептал Юлиан, не желая нарушать тишину спрятанного сада.

За те полгода, что Лагот Валорир, Старейшина из Гаиврара, пробыл в Ноэле, Юлиан успел если не подружиться, то хотя бы проникнуться теплотой к рассеянному вампиру. Тот оказался немногим старше графа, лишь на 78 лет, что в понимании Старейшин казалось сущим пустяком.

Несобранный, изнеженный Старейшина с печатью тоски на лице всегда был преисполнен спокойствия. С ним Юлиан чувствовал себя уютно, в отличие от тех многих древних, что были на ужине после суда тридцать лет назад. Лагот любил поэзию и музыку, и, хотя Юлиан так и не проникся любовью ко всему тому, что зачитывал ему дрожащим голосом Лагот, но все же вежливо слушал. В ранимом сердце Лагота терпимость Юлиана и его природная учтивость находили яркий отклик, и Старейшина очень быстро назвал графа Лилле Адана своим другом.

Впрочем, Лагот навестил Лилле Адан лишь единожды, а потом отбыл назад в Гаиврар, сославшись на занятость в управлении своим поместьем.

И вот, спустя тридцать лет уже освоившийся Юлиан получил кое-какие знания об устройстве и структуре мира. Он порой раздумывал над тем, не вызовет ли при следующей встрече с Лаготом его рассеянность и мечтательность у Юлиана лишь раздражение? Теперь, с высоты полусотни лет, Лагот Валорир казался ему неземным существом, обитающем где-то в своем, выдуманном мире. Но все же Юлиан хотел бы увидеть этого престранного вампира.

— Лагот погряз в долгах, — вырвала сына из размышлений Мариэльд.

— Как? — удивленно едва ли не воскликнул Юлиан. — Отец Лагота же перед передачей ему дара оставил огромное наследство. Кажется, порядка десяти тысяч золотых сеттов.

— Проиграл, — графиня Ноэля пожала плечами. — Он оказался еще бестолковее, чем я думала.

— Так а причем здесь суд в Йефасе?

— Лагот смог получить большую сумму от очень богатого ростовщика из Глеофа, заложив кое-что.

— Драгоценности?

— Нет, их он продал еще, когда навещал нас. Сапфиры в его перстнях и броши были подделкой.

— Неужели свой дар? — побледнел Юлиан.

— Да.

— Но как это возможно?

— Потому что ростовщик — это Ярвен Хиамский, Старейшина. Однако Лагот не намерен был ничего возвращать, но по своей неразумности составил бумагу-завещание, которую Ярвен и предоставил в Йефасу.

— Если все оформлено верно, то, стало быть, — лицо Юлиана осунулось. — Лагот передаст дар, если не возместит сетты? Много он взял?

— Даже не вздумай ему помогать, Юлиан, — пригрозила мать, уже очень серьезным тоном. — Он взял пять тысяч сеттов.

— Невообразимо! — Юлиан в ужасе прошептал. — Он не сможет вернуть.

— Да, и я проголосую за его смерть. Когда ты спрашивал меня, мой любимый сын, почему я не потратила клятву совета на Лагота, то я уже тогда видела его неумение жить по средствам.

Семейство Лилле Адан, при всех их тратах, тяжело было назвать расточительным. Многие плении в Луциосе имели куда больше слуг, и солили золотом на гардеробы из арзамаса, на столы с дорогим мясом и цитрусами из Детхая, на многочисленных любовниц, или любовников. Порой, проверяя отчеты в доме Совета, Юлиан не раз и не два вздергивал в немом изумлении бровь от расходов плениев на пиры. Право же, куда дешевле было раз в месяц возить из тюрем смертников.

Семейство Лилле Адан не стремилось иметь в конюшнях лишь солровских лошадей, прославившихся на весь Север, впрочем, как и Юг. А в покоях матери и сына не жили для утех сонмы рабынь и рабов, требующих особого обращения и обеспечения. И от того выходило, что Лилле Адан, при всем их баснословном богатстве, были весьма скромны в тратах и выглядели по сравнению с плениями самыми настоящими аскетами.