Яблоневая долина

Глеб рос, а вместе с ним крылья. Уже в три года он попытался взлететь и целых пять секунд удерживался в воздухе. Он этого не помнил, зато мама записывала все достижения. В пять лет Глеб сочинил первые стихи:

Зима рисует узоры на окнах.
Как красив Новый год,
Снежинки кружатся.

Родители объявили знакомым и родственникам, что сын – гений. С этим ощущением Глеб и жил.

В пятнадцать его отправили в престижнейшую школу поэтов. Заведение располагалось в соседнем городе, в часе езды. Глеб, конечно, переживал, не хотел расставаться с друзьями – неясно, как сложатся отношения в новой школе. Но родители выступили дружно: их сыну необходимо всё самое лучшее. Тем более ребёнок полностью оперился – крылья после линьки поменяли серый оттенок на редкий графитовый цвет с седыми вкраплениями, что уже говорило о неординарности будущего поэта.

Набор в школу происходил через экзамены. Конкурс был сумасшедшим: десять человек на одно место. Не только у Глеба родители хотели лучшего для своего ребенка. А он мечтал об одном: быстрее разделаться со всем этим и махнуть на море. Накупаться до одури, чтобы на год хватило. Родители бегали по кабинетам и суетились, а Глеб расслабился: не пройдёт так не пройдёт. Стихи писать ему никто не запретит.

Среди поступающих он приметил одного парня. Тот был полной противоположностью Глеба: рыжий, плотный и с ослепительно белыми крыльями. Глеб не выдержал и подошёл:

– Ты не ангел, случайно?

Тот отмахнулся:

– И ты туда же! Достали уже этим цветом. Думаю перекрасить.

Глеб едва не поперхнулся:

– А разве можно?

Парень насмешливо посмотрел на него:

– А кто сказал, что нельзя? Мы поэты, нам можно всё.

Сами экзамены прошли легко. Глеба попросили прочесть три стихотворения, написанных в разных стилях. И конечно же, взлететь. Глеб не мог не попозировать. Распахнул крылья и взметнулся под потолок. Мол, вдохновения ему не занимать. Все знают: чем выше оторвётся от земли поэт, тем больше у него таланта. Нельзя писать стихи без полета. Это вам не приземлённая проза, это парение души. Приёмная комиссия довольно переглянулась, и Глеб понял: он принят. Потому и не удивился, когда через неделю увидел своё имя в списках. Рыжий парень тоже поступил.

За первый год они сдружились. Рыжеволосого звали Василием, но он стеснялся своего имени и представлялся Лисом. Мол, и масть волос подходящая, и эти буквы в имени есть. Василий и псевдоним себе взял соответствующий: Белый Лис. А Глеб долго страдал: в голову ничего не приходило. И лишь когда преподаватели поставили вопрос ребром, вымучил из себя: Чёрный Поэт.

– А масло масляное, – ржал Лис. – Не мог что-нибудь покреативней изобрести?

– Да пофиг, – отмахнулся Глеб, – потом сочиню. А пока и это сойдёт.

Новый псевдоним он так и не придумал: прозвище Поэт прилипло к нему, точно репейник. Ко второму году обучения у них сложилась компания: Глеб, Лис и две подружки из класса критиков – Джейн и Скарлетт. Ходили вместе в кино и сидели в кафешках, обсуждая стихи маститых поэтов. Спорили порой до глубокой ночи.

Постепенно Глеб стал замечать, что Лису нравится Джейн. Друг терялся в её присутствии, заливался краской и во всем соглашался.

– Ты что, на Джейн запал? – как бы невзначай поинтересовался Глеб.

– А что, видно? – Лис смутился.

– Ага, – кивнул Глеб. – Ты с неё глаз не сводишь.

Лис помешал соломинкой мохито и сделал глоток, Глеб его не торопил.

– Как думаешь, шансы есть? – спросил Лис.

Глеб пожал плечам: откуда ему знать, он же не девушка. Джейн милая, но обычная: пухленькая, волосы светлые, собраны в хвост. И добрая, даже чересчур. С таким мягким характером ей трудно поэтов разбирать.

Вот Скарлетт другая. Более насмешливая и самоуверенная. Волосы медные, вьются проволокой. А сама мелкая, метр с кепкой, и худая. Когда стихи анализирует, в выражениях не стесняется. Вечно с Глебом спорит до посинения, несколько раз ругались в пух и перья. Из неё получится настоящий критик.

Джейн и Скарлетт работают в паре: пишут критические статьи. Читать их всегда интересно. Скарлетт язвительная, Джейн – оправдывающая. В результате выходит то что нужно. Их уже публиковали в толстом литературном журнале, куда большинству начинающих вход воспрещён.

В кафе появились подружки. Скарлетт эффектно опустила перед Глебом журнал и произнесла:

– Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать[8].

И веером разложила перед поэтом несколько купюр.

– Что это? – удивился тот.

– Твой гонорар, великий Чёрный Поэт, – нарочито смиренным голосом произнесла Скарлетт. – Джейн твои шедевры пристроила.

Он вопросительно посмотрел на приятельницу.

– Это мама, – смутилась та.

Про её родительницу знали мало. Вроде она имела отношение к изданию книг, но подробности Джейн скрывала – стеснялась. Зато старалась помочь друзьям.

Глеб пролистал журнал. Вот, прямо в середине его стихи. Только…

– Их отредактировали, – виновато улыбнулась Джейн.

Понятно. Вместо рваного слога – гладко прилизанный. Ритм выверен, рифмы почищены. Но всё равно приятно.