Читаем Яблоко от яблони полностью

– Убирайся с моей картины на хрен, к чертовой матери, чтобы я тебя не видел и не встретил нигде, ни на высших режиссерских курсах, ни в Каннах, ни в говне собачьем, нигде, слышишь, улепетывай в свой сраный Минск и снимайся в сериалах, а с моих глаз исчезни, почему ты еще стоишь здесь – вон из кинематографа! Я тебя не вижу, слышишь, не вижу, вон!

Странно, если он его не видит, зачем же так орать? Да еще при всей группе, на никому не знакомого человека, он и не сделал еще ничего, просто на день позже прибыл со съемок. Тем более – на своего ученика. Вот, наверное, в чем дело: на Илью он голоса не повышал, они были чужие. Илья мучился, боясь уходом подвести Германа, и Герман, уважая Илью, никак не находил повода. После очередного смотра типажей Алексей Юрьевич попросил всех выйти, а Илью остаться. У Ильи уже было предложение снимать 10 серий, но он не решается сказать об этом Герману. И Кармалита «заедала», она ревниво считала любого германовского помощника самозванцем. Илья с каждым днем приходил все чернее и чернее, не спал совсем, честно, но вяло исполнял положенное.

Они расстались.

И вот гремит яростная тирада, мрачно напоминающая средневековое проклятье – боевое крещение нового стажера. Подхожу знакомиться:

– Привет, я Лёша Злобин, ассистент по площадке.

– А я Юра Оленников.

– Пойдем выпьем?

– Пойдем, тем более что у меня сегодня день рождения.

Юра вернулся в Питер как раз на похороны своего педагога Куницына. Двенадцать лет Юра жил в Москве. На поминках в буфете ЛГИТМиКа многие удивились его появлению, даже подумалось – не его ли поминают. Новый «мастер», Алексей Юрьевич Герман, так встретил своего ученика, что Юра пожалел, что вернулся – «Узнавай же скорее декабрьский денек, где к зловещему дегтю подмешан желток».

Брат Юры, актер Алексей Оленников, был премьером Александринки, но после смерти завлита Евгения Калмановского и ухода худрука Александра Галибина решительно оказался без работы и бедствовал. До недавнего времени он преподавал на курсе Куницына. С братом встретился на похоронах.

Они смотрели друг на друга враждебно. У Лёши уже сложилась жизнь без Юры: он ютился в «трешке» на окраине со стариками-родителями, а свою «однушку» в центре сдавал – вот и весь его доход. А тут из Москвы прибывает Юра, его узнают в магазинах и на улице, все видели клип популярной песенки «Бухгалтер! Милый мой бухгалтер», работает у Германа первым помощником, зарплата приличная, снял трехкомнатную квартиру в центре.

Юра предложил брату роль в учебном фильме. Сценарий странный: человек в черной шляпе ходит по городу, а его никто не видит, только мальчишка, играющий во дворе с черепахой. Человек в шляпе заходит в какой-то подъезд, звонит в дверь. Открывает женщина, оглядывает пустую лестничную клетку. Потом он в парке аттракционов катается на детской карусели. Оказывается, он давно умер. Но об этом знал только Юра и догадывался Лёша, потому что ничего доброго от брата не ждал.

Проходная с Фонтанки – моя любимая, во дворе на лавочке две пожилые прекрасные актрисы – Елена Маркина и Вера Быкова, рядом бегает Женя Злобин, ему шесть лет. Он впервые увидел черепаху и сильно испугался – потом будет долго просить маму, чтобы купила, но мама не купит.

Любимый двор на Кирочной с нависающими переходами-балконами, знакомый подъезд на Фурштатской, подружка Т. играет жену, а приятель Е. – мужа в подтяжках. Всех гримирует С. – давняя знакомая, потом в Таврическом саду герой на карусели, а внизу моя однокурсница Ю. Друг-художник Б. дал хорошую музыку, и весь фильм мы смонтировали у него в студии. Как здорово, когда столько своего, родного можно поселить в десяти минутах чужого фильма.

Юра получил зачет.

Мы жадно лепили пробы для Германа, сочиняли сценарий, вместе встречали Новый, двухтысячный, год, вместе год и прожили – до лета, всю чешскую экспедицию. Жили в одном номере, и, когда мне снились кошмары, Юра кричал по ночам.

– Лёш, жвачка есть?

Смотрю, как в зеркало, в красные глаза Юрия Владимировича:

– Это мне или тебе нужна жвачка?

Герман не прощал, если на площадке несло перегаром:

– От кого почую запах – убью, потом уволю.

Но при тонком нюхе Алексей Юрьевич напрочь не отличал пьяного от трезвого.

На пробу привезли электрика со средневековым лицом – Герман как-то увидел его в толпе и потребовал на съемки. Электрика доставили в машине с запотевшими стеклами, средневековый типаж непробудно храпел на заднем сиденье. Кое-как подняли нашатырем. Юра с ним репетирует, добивается выполнения единственной задачи:

– Когда придет Герман, держись обеими руками за телегу, понял?

Тот не может ответить, но кивает.

Пришел Герман, сняли два дубля.

– Чего он все за телегу держится и наигрывает?

Подходит к электрику, упирается в него пузом, оглядывается:

– А от кого на площадке водкой воняет?

Все молчат, все же знают – от кого, но пойди скажи это Герману.

Алексей Юрьевич поворачивается к электрику:

– Отцепись от телеги.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное