Яблоко Немезиды

— Диксон никогда не содержался в клинике, — произнес шеф. — Полиции нельзя пользоваться слухами. Полиция должна руководствоваться фактами и логикой.

— Профессор не отрицал, что Диксон — маньяк.

— Я приглашу профессора, — сказал шеф. — Вы, Коун, можете присутствовать на беседе и задавать вопросы. В рамках приличий, конечно. Кроме того, Коун, — жестко добавил шеф, — вы увлекаетесь. Вы запустили дело о наркотиках. Вы забыли о фирме “Дорис”.

— С фирмой все ясно, — сказал Коун. И подумал, что он грешит против истины. Если с фирмой “Дорис” и была некоторая ясность, то такой отнюдь не наблюдалось с фирмой “Менгери”. Но о “Менгери” Коун не говорил шефу. И не собирался сообщать кому бы то ни было, пока не узнает что-нибудь определенное. — С фирмой все ясно, шеф, — повторил он.

— Так ли? — спросил шеф.

Грегори вмешался в разговор. Он подтвердил слова Коуна о фирме “Дорис” и высказал сожаление, что теперь, когда выяснилось, что шах убит, оборвалась ниточка, ведущая к торговцам наркотиками. Надо все начинать почти на пустом месте. Между тем, сказал Грегори, он крайне удивлен решением шефа отпустить Кноуде на свободу. По мнению Грегори, это тот человек, который, несомненно, связан с бандой торговцев.

— Увы, — развел руками шеф. — Возможно, вы и правы. Но у полиции нет никаких оснований задерживать Кноуде. Ведь вы не располагаете доказательствами его вины. Закон на его стороне. И мы не имеем права. Особенно теперь.

Шеф как будто извинялся перед Грегори. Коун мог быть доволен. Господин Мелтон был сегодня явно не на высоте. Как легко он дал разрешение на то, за что вчера Коун получил нахлобучку. И все это сделал лоскуток черной ткани, который Коун случайно заметил на поверхности воды.

Коун сидел против Грегори, молча дымил сигареткой и слушал. Иногда он иронически щурился.

— Шах убил Бредли, — говорил Грегори. — А Диксон убил шаха. Это умозаключение теперь можно считать доказанным.

Коун не считал это умозаключение доказанным. Во всяком случае, его первую часть. Относительно Диксона доказательства имелись. Они допросили Эльвиру Гирнсбей, Перси и Бекки. Никто из этой троицы не отрицал, что медальон, найденный в руке шаха, висел на шее Кнута Диксона.

— Этот амулет, — сказала Эльвира, — должен был принести ему счастье. Я сама изготовила его. — И она поднесла к глазам платочек.

— Кнут никогда не расставался с этой штукой, — сказал Перси. Коун с любопытством уставился в лицо художника, овладевшего секретами средневековых колдунов. Ему хотелось бы поподробнее побеседовать с этим парнем с наглым лицом и глазами навыкате. Но времени было в обрез, и он ограничился только вопросами по существу.

— Когда вы видели Диксона в последний раз?

— Несколько дней назад.

— Знаете ли вы, что он купил ферму?

— Он этого не скрывал.

Эльвира на этот вопрос ответила несколько иначе.

— Я сама оформляла купчую.

— В свое время вы заявляли мне, что не знаете,суда исчез Диксон. Про ферму вы ничего не говорили.

— Перси ездил на ферму. Там никого не оказалось.

— Для чего Диксону понадобилась эта ферма?

— Он всегда был несколько… неуравновешенным. Эксцентричным. У него могли быть права на причуды. Я не задавала ему таких вопросов, господин инспектор. Я полагаю, что каждый человек волен поступать, как ему подсказывает желание.

— Вот как, — буркнул Коун. — Убить шаха ему тоже подсказало желание?

Эльвира бросила на инспектора уничтожающий взгляд и отвернулась.

Перси на вопрос Коуна о том, для каких целей Диксон приобрел ферму, ухмыльнулся.

— Мы мужчины, инспектор. И можем быть откровенны. Эльвира, безусловно, имеет право на внимание. Но когда у тебя десятки поклонниц, то надо как-то выходить из положения. Ферма расположена в экзотическом месте. Пикник в таком уголке…

— Нет фактов, — перебил Коун. — Диксон не устраивал там пикников. Ферма запущена.

— Ничем не могу помочь, инспектор. Видимо, Кнут не успел…

— Вы можете назвать мне хоть одну любовницу Кнута? Кроме Эльвиры, конечно.

Перси пожал плечами.

— Он мне не говорил об этом. А я не спрашивал.

Когда Коун вызвал Бекки и спросил ее про ладанку, смуглянка сказала:

— О, господин полицейский. Это та самая вещь, которую госпожа Эльвира презентовала Кнуту Диксону. Мы раскололи фигурку с острова Пасхи и наполнили порошком амулет. А медальон, говорят, когда-то принадлежал Анне Австрийской. Это дорогая антикварная реликвия.

— Вы видели ее у Кнута на шее?

— Я не знакома с Кнутом, — шепнула смуглянка. — Я ведь говорила вам об этом, господин полицейский.

Коун поморщился. С Бекки каши не сваришь. Она, как попугай, повторяет то, что напели ей в уши хозяева. А тут еще сбоку сидит Грегори, на которого Бекки поглядывает не то с испугом, не то с недоверием. И в глазах ее застыла мольба. Коун мог бы поклясться, что читает ее мысли. Она опасается, как бы инспектор не выдал ее тайну, их тайну. Ей хорошо платят в магазине. И ей совсем не хочется оказаться на улице только из-за того, что в тайну хитроумно устроенного манекена проникает еще кто-то.