Мана сидела в своём офисе. Свет был включен только у неё. Все остальные, даже уборщицы, разошлись по домам. Она сгорбилась над своим столом, просматривая записи интервью Икари Синдзи, записанные годы назад, до его попытки самоубийства. Было совершенно очевидно, что мальчик безумен. Его допрашивали как преступника, оскорбляли и избивали. Когда он не плакал, он кричал странные и бессвязные вещи об убийстве своего отца, Кацураги, Аянами и любого другого, чьё имя приходило в его голову.
Мана перемотала запись к одному из таких припадков: он раздирал свой рот, почти вырывая язык.
Его пришлось изолировать.
Она нашла ещё одну, на которой он почти смог вытащить левый глаз из глазницы своими пальцами.
Его опять изолировали.
Мана наткнулась на ещё одну, вытирая пот с лица.
Синдзи раздробил свою правую ладонь об пол. Она свисала с запястья под неестественным углом, из кожи, как зубы, торчали осколки костей.
Она выключила монитор и покосилась на мусорное ведро, находя его неплохим новым домом для содержимого желудка. Сосредоточившись, она сглотнула желчь, прогоняя образы увиденного подальше в тёмные углы разума. Что за херня тут творилась?
Что, чёрт возьми, с ним произошло? Свидетельства Аобы, даже частички информации от Сорью ясно описывали мальчика, страдающего от серьёзной депрессии, но не от вспышек безумия. Столь жестокие допросы наконец сломали его? Или же так повлияло разделение с Сорью? Или же просто до него наконец дошло состояние вещей, от которого он так долго убегал? Что? Что же такое с ним случилось, что полностью его сломило?
Мана нахмурилась. Что с ним сделали военные после того как нашли? На всех записях, к которым она имела доступ, не было периода более шести месяцев, прошедших между захватом пилотов и записью интервью. Конечно, временные рамки были далеки от идеальных, и пробелы в любой информации сейчас были обычным явлением, но она была убеждена, что с ним что-то случилось. Что-то должно было случиться.
Но что?
Собственно говоря, почему ООН ходило на цыпочках вокруг Икари и остальных? Почему они тратили время и деньги на врачей, когда могли с легкостью выбить из них правду под пытками? Чего они пытались добиться?
Мана пораженчески повесила голову. Её первая встреча с Синдзи провалилась. Её изучение прошлого лишь принесло больше вопросов. Такими темпами её скоро снимут с этого дела. Скоро Тэйпер вызовет её и вновь отправит слушать анонимные истории выживших, ожидая дня, когда она тоже сломается.
- Проклятье...
Она была так близка к правде, в этот полдень она сидела прямо напротив неё! И ничего, что она говорила, ничего, что она получила от него, ни капли не помогло. Кем был этот мужчина? Как он вернул свой рассудок?
Чем же был Икари Синдзи?
- Проклятье... - вновь сказала она в темноте. Она закрыла глаза и выключила компьютер. Она ждала, пока машина шумела и щёлкнула, выключаясь. Она ждала в тёмной тишине и выругалась вновь.
Глава 6
Следующий раз будет другим.
К такому решению пришла Мана после ещё трёх визитов к Икари Синдзи, каждый из которых неизменно заканчивался большим количеством вопросов, чем ответов. Он разговаривал с ней с равнодушным интеллектом и холодным отчуждением. Казалось, что все искренние эмоции были выбиты из него давным-давно. Он был аккуратен, вежлив, ясно выражал свои мысли, но всегда был отдалён от своих слов. Это не просто отвлекало, это волновало её.
Он был человеком, которого преследовали призраки прошлого. Из своего опыта с выжившими Мана знала, что они, как правило, были злы, или подавлены, или в страхе. Отсутствие легко различимых эмоций сбивало с толку. Ей это совершенно не нравилось.
Мана продолжала испытывать его более глубокими и личными вопросами, надеясь на вспышку гнева или даже истерику. В лучшем случае она получала от него лёгкое сожаление или изредка очень концентрированное отвращение к самому себе.
Она хотела, чтобы это прекратилось. Она хотела ответов на другие темы, кроме его домашней жизни или личных предпочтений. Она желала правды.
В пасмурный четверг она вновь приехала к Синдзи. Она практически запомнила путь от базы до его дома, вплоть до выбоин и трещин в асфальте. Деревья вспышками размытой зелени мелькали за её окнами. Играло радио, но она его не слышала.
Она поздоровалась с ним, а он с ней, и это было окрашено его обычным отчуждением. Почти профессиональным. Она заметила кое-что ещё: он всегда выглядел уставшим. Словно ночами он мог позволить себе только жалкие десять минут сна. Его глаза были впавшими и тёмными, лицо бледным и осунувшимся. Его волосы всегда были в беспорядке различной степени, а движения медленными и нерешительными. Он вел себя словно осуждённый на смерть.