«Я» значит «Ястреб»

После последней попытки я возвращаюсь домой выжатая, как лимон: отвратительный, тяжелый день, полный раздражения, противостояния, ненависти. На холме я встретила Стюарта и Мэнди. «Хочешь, пущу для тебя собак, – предложил он. – Посмотрим, может, они найдут ей добычу». Но Мэйбл заупрямилась. Она билась, пищала, свирепо смотрела на собак. Она их ненавидела, она ненавидела все вокруг. Я тоже. Покормив Мэйбл, я поехала с ней домой. Там я вытащила из шкафа свою одежду, намереваясь переодеться, превратившись в довольного жизнью, цивилизованного человека, который, к примеру, посещает выставки в художественных галереях. Вычесываю репьи из волос, умываюсь, напяливаю юбку, спускаю закатанные рукава кашемирового джемпера, наношу тонкую черную линию на каждое веко. Тональный крем. Тушь. Немного гигиенической помады, чтобы освежить обветренные губы, пара блестящих сапожек на каблуке. Беспокоюсь, смогу ли я в них бегать, потому что в последнее время мне приходится много бегать. Оцениваю результат, глядя в зеркало. Хорошая маскировка. Меня радует, что она вполне убедительна. Однако начинает темнеть, я опаздываю. Осталось двадцать минут до открытия выставки в художественной галерее. Мне предстоит рассказывать о ней через несколько недель, но для этого надо все же посетить этот чертов вернисаж. По дороге, ведя машину, борюсь со сном, и к тому моменту, как добираюсь до входа в галерею, у меня подкашиваются колени.

Я ожидаю увидеть зал с картинами и скульптурой. Но когда открываю дверь, у меня в мозгу все переворачивается вверх тормашками. Передо мной домик для наблюдения за птицами, построенный в натуральную величину из неотесанной сосны. Как гласит надпись, это точная копия такого же домика в Калифорнии. Но когда обнаруживаешь его в галерее, испытываешь замешательство, подобное тому, как если открыть холодильник и увидеть внутри целый дом. В домике, устроенном на выставке, темно, и множество людей смотрят в окошко на одной из боковых стен. Я тоже смотрю. Ах, вот оно что! Теперь понятно, в чем дело. Художник здорово придумал: он снял вид из реального домика, а теперь показывает этот фильм на экране, помещенном перед окошком. Мы глядим на парящего в небе калифорнийского кондора, огромную пепельно-черную птицу семейства американских грифов, падальщика, представителя почти вымершего вида. Причины его вымирания – истребление человеком, исчезновение привычной среды обитания и отравление содержащими свинец останками животных. К концу восьмидесятых годов в живых оставалось всего двадцать семь птиц, и в отчаянной попытке спасти кондоров от окончательной гибели их отловили и поселили в неволе, чтобы выведенных птенцов можно было потом использовать для восстановления популяции в дикой природе. У проекта нашлись противники. Они искренне верили, что если птиц поселить в неволе, они точно погибнут. Кондоры рождены для свободы, утверждали эти люди. Пойманный кондор больше уже не кондор.

Некоторое время я наблюдаю за птицей. И мне становится не по себе. В голове то и дело возникают картинки реального неба и реальных ястребов. Вспоминаю живых кондоров, которых я видела несколько лет назад в центрах по разведению животных в неволе – огромных птиц с неряшливо болтающимися перьями и индюшачьими шеями, смышленых и любопытных. Пернатые хрюшки в черных боа. Ценные? Да. Но и очень непростые, реальные, необыкновенные, поразительные. Кондор на экране в галерее был совсем на них не похож. «Ты совсем ничего не соображаешь, Хелен, – думаю я. – В этом-то вся суть выставки. Вся суть здесь, перед тобой».