«Я» значит «Ястреб»

«Она не в том состоянии, которое требуется, – мысленно твержу я, пока мы едем в машине. – Ты ее потеряешь». Так два дня спустя голос разума велит мне вернуться домой. Но я все-таки еду дальше. На ветровом стекле появляются крапинки дождя, а на левом окне косые полосы. Вылезут кролики из нор в такую погоду? Возможно. Я припарковываюсь в грязи у мокрого забора на дальнем конце поля. Мэйбл не в яраке, но осматривается с интересом. «Пусть будет, как будет», – думаю я, меняю ей опутенки и отпускаю. Она загоняет кролика в нору и взмывает на дуб. Я свищу, но, похоже, она не слышит. Мелкий дождик переходит в настоящий ливень. И я начинаю понимать, что в пространстве между нами что-то переменилось. Обычно мы обе существуем в атмосфере напряженного внимания. Когда Мэйбл взлетает на дерево, все мои мысли обычно направлены на нее, и она, в свою очередь, тоже держит меня в поле зрения. Сейчас этого нет. Мэйбл меня игнорирует.

В том, как сокольник глядит на своего ястреба, усевшегося на высоком дереве, есть что-то религиозное. В семнадцатом веке сэр Томас Ширли писал, что поскольку ястребиная охота заставляет нас смотреть в небо, ее можно считать занятием нравственным. Здесь есть явное сходство с моим стоянием на коленях, когда я просила об искуплении грехов у некоего равнодушного божества. Мэйбл летит дальше и углубляется в рощицу. Я за ней. Но ей все так же нет до меня дела. «Посмотри сюда, Мэйбл!» – мысленно зову я, вскинув голову к верхушкам деревьев. Но она не смотрит. Пробираясь за ней по темным следам на голубой траве, я оказываюсь на какой-то лужайке – это явно частная территория. Мэйбл метрах в девяти надо мной, и я начинаю кричать и свистеть как ненормальная. Льет проливной дождь. Скачу под деревьями туда-сюда. Подбрасываю высоко в воздух тушки цыплят. Они шлепаются назад в траву, но птица даже не поворачивает голову, чтобы проследить за грустной параболой их полета. Я снова свищу. Машу руками. «Мэйбл, – кричу, – спускайся!»

Наверху огромного георгианского дома, который я изо всех сил старалась не замечать, скрипит подъемное окно. Из него выглядывает горничная. Черное платье, белый фартук и белый чепчик. Ничего удивительного. Гоняясь за своей ястребухой, я попала в прошлое. На дворе 1923 год. И я в любой момент могу увидеть Пуаро, неспешно направляющегося ко мне через лужайку. Уже потом до меня дошло, что, вероятно, я помешала какому-то развлечению в эротическом духе.

– Вы в порядке? – кричит из окна женщина.

– Простите меня! – кричу я в ответ. – У меня потерялся ястреб. – Показываю куда-то в верхушки деревьев. – Я пытаюсь его найти. Извините, что зашла на вашу территорию. Я скоро уйду. Мне просто очень нужно его отыскать.

– Ах вот как.

На секунду женщина задумывается, глядя на дерево. Потом переводит взгляд на меня.

– Ну… ладно. Просто я хотела удостовериться, что с вами все в порядке.

Окно захлопывается. Звук довольно громкий, и Мэйбл вздрагивает. Перелетает с одного дерева на другое, уводя меня с лужайки к кромке леса. Деревья здесь выше, так что теперь она кажется мне не больше наперстка. Ее покрытая блестящими каплями грудка отражает неяркий свет. И вдруг, откуда ни возьмись, появляется ее уменьшенная копия, маленький двойничок. Самка ястреба-перепелятника слетает ниже, глядит на мою Мэйбл, разворачивается и спускается еще ниже. Как если бы вокруг Питера Пэна кружила его собственная тень. Мэйбл перелетает на другое дерево. У меня уже нет разумных мыслей. Я знаю только, что сейчас она ко мне не вернется. Нужно просто следовать за ней, продираясь через кустарник, с безумной донкихотской решимостью.