Я - Златан

Бабушка умерла от взрыва бомбы в Хорватии. Скорбили все. Все, кроме меня, ведь я никогда не был в курсе, и никогда не думал о том, кто серб, а кто босниец. Но для моего отца это было ужасно.

1 крона = 100 эре.

Он приехал из Биелины, города в Боснии. Он там раньше каменщиком

был, все его друзья жили там. И внезапно в городе наступил настоящий ад.

Биелина была потрёпана, и то, что он снова назвал себя мусульманином, странным совсем не казалось. Сербы вторглись в город и убили сотни мусульман. Я думаю, он многих из них знал, и вся его семья должна была бежать. Всё население Биелины было эвакуировано, и сербы вламывались в пустые дома, в папин старый дом в том числе. Теперь я понимаю, почему у него не было для меня времени, особенно по ночам. Он сидел в ожидании телевизионных новостей, телефонных звонков. Война поглотила его, он стал одержим ожиданием новостей. Он сидел в одиночестве, пил и горевал слушал Юго, а я старался быть на улице, или шёл к маме. Это был другой мир.

В этом мире были только я и папа. А у мамы был цирк какой-то. Люди

приходили и уходили, слышались только громкие голоса и хлопанье дверей.

Мама переехала на 5 этажей вверх в том же доме, Кронмэнс-Роуд 5 А, этажом выше моей тётушки Хэнайф, или Ханны, как я её называл. Я, Кеки и Санела были очень близки. У нас было полное взаимопонимание.

Но была одна херня, которая продолжалась в мамином доме.

Наркотики тянули мою сводную сестру в трясину всё глубже и глубже, и мама дёргалась каждый раз, когда кто-то звонил или приходил: «Нет, нет,

вроде пронесло».

Разве недостаточно было несчастных случаев? Что теперь? Мама

слишком быстро старела и приходила в бешенство при виде наркотиков.

Недолгое время спустя, или даже вернее сказать, недавно, она позвонила мне

вся на нервах: «Наркотики в холодильнике! Боже мой, наркотики!». Я тоже

занервничал. Я позвал Кеки и напористо спросил: «Какого хрена наркота делает в мамином холодильнике?!». Он не понимал, о чём я. Позже мы были удивлены. Оказывается, она говорила о снюсе

«Остынь, мам, это просто снюс».

«Такое же дерьмо», — ответила она.

Те годы были действительно накладывали на неё отпечаток, мы

должны были вести себя лучше. Но мы не знали как. Нам знакома была только хамоватая манера. Сводная сестра вскоре съехала вместе со своей наркотой, и пошла в центр реабилитации. Но она всё время скатывалась в то же дерьмо, и в конце концов мама перестала с ней общаться. Или наоборот.

Деталей я не знаю. В любом случае, это было жёстко, но у нас в семье так

заведено. Мы держим обиды в себе, чтобы потом драматично заявить: «Я не

желаю тебя больше видеть!» или что-то в этом роде.

Так или иначе, я помню, как однажды я был у сестры в квартирке,

навещал её. Она снова была с наркотиками. Вроде бы это был мой день рождения. Ну, я так думаю. Я купил ей какие-то подарки, она была очень любезна. Но когда я направился в ванную, она запаниковала и остановила меня. «Нет, нет», — она вопила, забежала туда, и начала что-то переставлять.

Я знал, что что-то было не так. Это походило на тайну. Подобное уже

случалось. Как я уже говорил, они держали это в секрете от меня. Но у меня

были свои вещи, велосипед, футбол, мечты о Брюсе Ли и Мохаммеде Али. Я

хотел стать таким, как они. В Югославии у папы был старший брат Сабахудин, которого усыновили сразу после него. Его называли Сапко, моего старшего брата в честь него назвали. Сабахудин был боксером, редким талантом. Он выступал на соревнованиях за клуб БК Раднички в городе Крагуевац, потом стал чемпионом клуба и сборной. Но в 1967 году, будучи 23-хлетним парнем, к тому же, молодоженом, Сабахудин решил поплавать в реке Неретва, а там было сильное течение и все такое. Короче, у него что-то случилось с сердцем или легкими. Он наглотался воды и утонул. Представьте, какой трагедией это стало для всей семьи. Папа вообще ударился в фанатизм: он начал пересматривать все поединки, причем не только с участием Сабахудина, но и Али, Формана, Тайсона, да еще и фильмы с Брюсом Ли и Джеки Чаном на старых кассетах.

Это-то мы и смотрели, собираясь у телевизора. Шведское телевидение

было отстойным, его для нас не существовало. Мы жили в совершенно

другом мире. Мне было 20, когда я впервые посмотрел шведский фильм, и

тогда я понятия не имел о шведских героях или спортсменах, как Ингемар

Стенмарк или ком-то подобном. Но Али я-то уж знал! Вот это легенда! Он

всегда гнул свою линию, невзирая на общественное мнение. Он никогда не

просил прощения: это я тоже навсегда усвоил. Ох, как же крут этот чувак! Он

делал свое дело. Таким должен быть каждый. Я тоже пробовал все эти

штучки, типа «я самый крутой». В Русенгорде крутая репутация была

необходима, а то можно было вляпаться по уши, получить кликуху,

например, самым ужасным было прозвище «ссыкло», от него уже не

отвяжешься.