саду, а он как-то отскочил и разбил окно. Мама всполошилась, когда узнала
об этом. Всё, что стоило денег, заставляло её волноваться, и она ударила меня ложкой. Бам, бум. Было больно, и ложка, кажется, снова сломалась. Я не знаю. Как-то раз дома не было ложек, и тогда мама пришла за мной со скалкой. Но я удрал и рассказал об этом Санеле.
Санела — моя единственная родная сестра. Она на два года старше.
Она девчонка бойкая, думала, что мы должны в некоторые игры играть
вместе с мамой. Чёрт, разрази меня гром! Сумасшедшая! И мы пошли в магазин, купили связку тех ложек, совсем дешёвых, и вручили их маме в качестве рождественского подарка.
Я не думаю, что она оценила иронию. Ей было не до этого. На столе
должна была быть еда. И она отдавала этому все силы. Дома нас была целая
куча, ещё же мои сводные сёстры, которые позже исчезли и оборвали с нами
все контакты, мой младший брат Александр, которого мы звали Кеки. Денег,
конечно, не хватало. Да ничего особо не хватало, поэтому старшие
заботились о младших, иначе было нельзя. Было много лапши быстрого
приготовления и кетчупа. Иногда мы ели у друзей или у моей тёти Хэнайф,
которая жила в том же доме. Она ещё раньше нас переехала в Швецию.
Мне не было даже двух лет, когда мои родители развелись, поэтому я
об этом ничего не помню. Быть может, это и хорошо. Говорят, брак был так
себе. Родители постоянно ругались, да и поженились-то они только для того,
чтобы мой отец мог получить вид на жительство. Естественно мы остались с
мамой. Но я скучал по отцу. У него всегда была какая-то движуха, с ним было весело. Мы могли видеться с ним в любой уик-энд, он обычно приезжал на своём стареньком синем «Опель Кадет», и мы шли в парк Пилдам, или на
остров Лимхамн, чтобы поесть гамбургеров и мягкого мороженого. Как-то
раз он решил шикануть и купил каждому из нас по паре Nike Air Max, крутые
кроссовки, да и стоили они реально дорого, больше тысячи крон. У меня были зелёные, у Санелы — розовые. Ни у кого во всём Русенгорде таких не
было, и мы чувствовали себя офигенно. С папой было здорово, он нам ещё
давал немного денег на пиццу и колу. У него была приличная работа и только один сын, Сапко. А для нас он был весельчаком-папой на выходные.
Но всё меняется. Санела была отличной бегуньей. Она была самой
быстрой в беге на 60 метров во всём Сконе, и папа был горд как павлин, он
постоянно заставлял её тренироваться. «Отлично, Санела, но ты можешь
лучше», — сказал он. Это было в его духе: «Лучше, еще лучше, не
останавливаться на достигнутом» — и на этот раз я был в машине. Отец запомнит это именно так в любом случае, но он заметил это сразу. Что-то было не так. Санела была тиха. Она сдерживала плач.
— Что случилось? — спросил он.
— Ничего, — ответила она, но он спросил снова, и только тогда она
всё рассказала.
Мы не должны говорить об этом детально, всё-таки это история
Санелы. Но мой отец… он как лев. Если что-то случается с его детьми, он
психует, особенно когда дело касается Санелы, его единственной дочери. Это
превращалось в настоящий цирк с допросами, расследованиями, спорами и
прочей ерундой. Многого из этого я не понимал. Мне ведь исполнилось всего
9.
Это было осенью 1990-го, они мне ничего не говорили. Но у меня
были свои догадки, конечно. Дома был бардак. Не в первый раз, надо сказать.
Одна из сводных сестёр употребляла наркотики, что-то тяжёлое, и держала
их дома, в тайниках. Вокруг неё всегда был какой-то хаос, звонили какие-то
мерзкие люди, было страшно, что с ней что-то случится. В другой раз маму
арестовали за сокрытие ворованных украшений. Какие-то друзья сказали ей:
«Возьми эти ожерелья!», а она так и сделала. Она не понимала. Но эти вещи
были краденные, и вскоре прибыла полиция, и взяла маму. Я до сих пор помню это странное чувство неопределенности:
«Где мама? Почему она ушла?»
После случившегося Санела снова плакала, и я просто убежал. Я
слонялся где-то на улице или играл в футбол. Не сказать, что я был лучше
других сложен, или более перспективен. Я был всего лишь одним из ребят,
которые пинали мяч, быть может, даже чуть хуже. Но периодически у меня
возникали вспышки немотивированной агрессии. Я мог головой кого-нибудь
боднуть, или даже на партнёров по команде накинуться. Но у меня был
футбол. Это было то, что мне нужно. Я играл всё время, во дворе, на поле, во