Я - Златан

Хотя тут никто ни с кем особо и не ссорился. Не плюй в колодец, как

говорится. К тому же, Русенгорд был один против всех. Я тоже бегал, пялился

и орал на расистов, устроивших демонстрацию 30-го ноября, а однажды на

фестивале в Мальмё я видел кучу парней из Русенгорда, штук 200, и все они

преследовали какого-то пацана. Признаться, выглядело это как-то не очень

справедливо. Но так как это были парни из моего района, я побежал с ними,

не думаю, что тот пацан был этому особо рад. Вместе мы выглядели дикими

и дерзкими. Но быть крутым — это не всегда легко.

Когда я с отцом жил около школы Стенкула, я часто допоздна

задерживался у мамы, так что в итоге мне приходилось возвращаться домой

в полной темноте, проходя через бетонный туннель, лежащий по диагонали

к мосту Аннелунд, пересекающий улицу Амираль. Однажды, несколько лет

назад, в этом месте отца обчистили и так избили, что в итоге в больницу его

доставили с пробитыми легкими. Я часто думал об этом, хотя не очень-то и

хотелось. Чем сильнее я пытался подавить в себе это воспоминание, тем яростней оно всплывало в моей голове. В этом квартале сейчас построили эстакаду и проложили рельсы. Еще там есть мерзкий переулок с чахлыми кустами и парой фонарных столбов: один перед туннелем, второй — после.

И все равно там всегда жутко и темно. Поэтому столбы стали моими маяками.

В темном промежутке я мчался сломя голову, с бешено колотящимся

сердцем, и все это время я знал: «Само собой, там меня поджидают какие-нибудь мерзавцы, типа тех, которые избили отца». Все время я думал об одном: если я максимально быстро пробегу через туннель, всё будет в порядке, и я целым доберусь до дома. Да уж, в такие моменты я определенно не был похож на Мохаммеда Али.

В другой раз отец брал меня и Санелу поплавать в Арлэв, а после я

остался там у друга. Когда я пошел домой, начался дождь. Лило как из ведра,

я гнал на велике изо всех сил, и домой вернулся промокшим до нитки. Тогда

мы жили на Зенит-Стрит, чуть дальше от Русенгорда, я очень устал. Я весь

дрожал, и живот болел. Было так больно. Я едва мог двигаться, и лежал в

кровати, свернувшись калачиком. Меня стошнило. Начались судороги. Я

нервничал.

ГЛАВА ПЯТАЯ

«Я научился не жалеть себя»

Папа уверенно вошел, он был самим собой: много пил, а холодильник

был пуст. Но когда случается что-то с тем, что он любит, такого, как он, не

сыскать. Он вызвал такси, поднял меня в том единственном положении, в

котором я мог тогда находиться (я был на креветку немного похож), и отнёс

к машине. Тогда я был лёгок как пёрышко. Папа был большим и сильным и

реально сумасшедшим, он кричал на таксистку как лев: «Это мой мальчик!

Он для меня всё! Забудьте про все правила, если нужно я заплачу штрафы,

полицейских тоже оставьте мне», и женщина сделала всё, как он просил. Она

мчалась быстрее пули, и мы добрались до детского корпуса больницы в

Мальмё. Ситуация, как мне сказали, была критическая. У меня спина

стреляла, а папа что-то слышал о людях, у которых это происходит, поэтому

вроде начал ругаться. Он готов был поставить весь город на уши, если бы

что-то пошло не так.

Но он вроде успокоился, я лежал на животе, а в позвоночнике

стреляло. У меня диагностировали менингит, медсестра опустила жалюзи и

погасила свет. Вокруг меня было темно, мне дали какие-то лекарства, а папа

смотрел на меня. В пять утра следующего дня, я открыл глаза, и боль ушла.

До сих пор не могу понять, отчего всё это было. Может, я плохо за собой

следил. Питался я точно плохо. Я тогда был физически слабым. Но я был силён в другом. Я забыл об этом и вместо того, чтобы сидеть дома, я отправился искать приключений. Я всё время бегал. Внутри меня как будто пламя было, и, так же, как мой папа, я всё делал зря. Это были непростые годы, я сейчас это осознал. Мой отец иногда съезжал с катушек, он кричал:

«Вы должны быть дома в то или иное время! Вы даже этого, чёрт побери,

сделать не можете!».

Если вы существовали в мире отца, попав в беду, вы должны были

быть мужчиной, уметь постоять за себя. Отговорки типа «У меня болит

живот», «Сегодня мне грустно» не прокатывали.

Я научился всегда двигаться вперёд, стиснув зубы. Я научился не

жалеть себя. Когда мы купили мне в Икее новую кровать, у отца не осталось

денег на транспорт. Там нужно было ещё пятьсот крон, или что-то вроде того.

Ну, и что мы могли поделать? Всё просто. Папка взвалил кровать себе на спину и потащил её, миля за милей. Реально сумасшедший. А я тащился сзади со спинками от этой кровати. Они были чрезвычайно лёгкими, я старался не отставать от отца: «Пап, остановись, успокойся, пап!». Но он продолжал идти. Он был такой, знаете, мачо. Иногда заявлялся на родительские собрания как настоящий ковбой. Его, конечно, сразу замечали. Всем было интересно, кто же это. Его уважали. Учителя даже передумывали жаловаться на меня. Они понимали: с этим парнем шутки плохи.