Я выжгу в себе месть

Василика старалась не думать о Кощее и Мраке, но порой не получалось. Однажды всадник Ночи постучится в ворота, захочет зайти в избушку, передохнуть или чего хуже. Она не знала, что с ним делать – теперь, когда все обиды вылились и исчезли. Наверное, боги подскажут.

С этой мыслью она пошла домой. Солнце светило сквозь густые облака. Серый день совсем скоро перетечет в вечер, и они с Домовым напекут много блинов и обязательно угостят Лешего и мавок с лешачатами. Так было заведено.

А потом растечется Жизнь, забурлит пламенной рекой, и времени на грусть не останется.

Прах – к праху, забытое – к забытому

Василика с урчанием укуталась в одеяло. Временами мягкая постель казалась ей волшебной. В царстве Мораны была голая земля и тонкое Кощеево покрывало – здесь же и подушка, и теплое одеяло, и свежие простыни. Жаль только, что поспать вдоволь получалось редко.

Вернувшись домой, она рухнула без сил и заснула. Домовой и Всполох пили чай и присматривали за печкой. Оба духа прекрасно понимали, что нынешняя хозяйка слишком слаба, поэтому не тревожили ее по мелочам. В конце концов, подмести пол мог и лохматый Домовой, то было дело нехитрое.

Василика проспала с раннего вечера до утра, пока Светоч не постучался в ворота. Пришлось вставать, наспех накидывать рубашку и лезть в печь, ища готовую еду. Всадник Зари хмурился, попивал черничный чай и словно пытался что-то сказать, да никак не решался.

– Что случилось-то? – Василика зевнула и сонно протерла глаза. – Беда какая?

– Да так, – замялся Светоч. – Не то чтобы большая беда, но есть такое.

– Ну так говори, не томи. – Она добавила в чашку немного меда и отпила. – Чего тянуть?

– Птицы нашептали мне, что средний братец собирается к тебе в гости, – проговорил багряный всадник. – Злющий и пакостливый.

– Ну что ж. – Василика пожала плечами. – Рано или поздно это должно было произойти.

Иногда она винила себя за то, что пошла тогда с Мраком, протянула ему руку, пила его вино и улыбалась, думая, будто смоляной дух развеет тоску и скуку. Теперь Василика пожинала плоды своего легкомыслия. Главное – никому не навредить, а остальное успеется.

– Хорошо, что предупредил. – И она усмехнулась.

Светоч тоже улыбнулся, допил чай и достал из сумки янтарное ожерелье и пару лент. Василика ахнула. Еще бы – настоящий янтарь! Настоящий! Она провела рукой по сияющим каменьям, не веря собственным глазам, затем схватилась за ленты, пропустила меж пальцев. Ткань легко скользила и переливалась при свете свечей. Шелк, не иначе. Василика не спутала бы шелк ни с чем. Отец часто привозил похожие ткани – остатки того, что не раскупили девки из княжеского терема.

– Ну удружил, – хмыкнула она. – Благодарствую.

– Наряжайся, молодица, – сказал Светоч. – Тебе пойдет.

– Слушай… – Василика с интересом взглянула на него. – А что, если я уеду? Не навсегда, конечно, а так, на месяц-два.

– Так ты ведь уже уезжала, – удивился всадник. – Как видишь, ничего не рухнуло, главное – возвращаться, присматривать за Гранью и помогать заблудшим.

Эта мысль зрела внутри, не давая покоя. Василика чувствовала, как вязкая темнота порой захватывала ее, давила шею и мешала свободно дышать. Дорога могла спасти ее. Ярмарки, песни, скоморошьи шутки, словом, все то, что находилось далеко от Леса, пряталось за каменными стенами. Было любопытно взглянуть и на княжеский терем, узнать, как живут белолицые девки, мажутся ли заморскими мазями, служат ли при них ворожеи со злыми глазами и темными помыслами.

Но сначала Мрак. От него не увильнешь. Чем раньше они встретятся, тем лучше. Василика верила, что теперь он ей по силам. В Нави были твари пострашнее, да и Кощей научил ее обороняться и бить по слабым местам. Да, у нее хватит сил оттолкнуть этого… женишка, будь он неладен.

– Мне пора, – неожиданно произнес Светоч. – Солнце скоро взойдет.

– Да, – кивнула Василика. – Поезжай.

Она проводила его до ворот. В воздухе пахло сыростью, а еще – ранней весной. Первые травинки пробивались сквозь склизкую почву, у речки кричали утки. В первые два месяца птиц было полно, что в лесу, что в перелеске. Дикие утки и селезни водились неподалеку от ручьев и громко кричали. Деревенские часто охотились на них, но так, постольку-поскольку. В Радогоще прекрасно знали: пока ты выслеживаешь утку, мавка выслеживает тебя. Лесная нечисть страшно не любила, когда люди приходили толпами и пытались наловить зайцев, уток или еще какую дичь. Чтобы охота удалась, надо было непременно задобрить Лешего и его дочерей – оставить у перелеска снедь, резануть ладонь и дождаться, пока капли крови упадут на траву.

Лес любил людскую кровь. В ней было пламя Жизни. У нечисти внутри текла мшистая жижа, совсем холодная. Неудивительно, что они жаждали тепла и огня.