Читаем Я всегда был идеалистом… полностью

И еще было предложено выбрать целый ряд ребят, в том числе и меня, в это самое курсовое бюро. То ли семь, то ли девять человек, скорее девять… Такая хорошая, большая компания: Вадик Гинзбург, Игорь Иваненко (тот, которого я и раньше знал), Мишка Кисин, я, две девочки, еще там кто-то…

И вот здесь начал проявляться второй план моей неадекватности. Я уже говорил, что жил-то я на самом деле в действительности мышления, а на то, что происходило реально, мне было, грубо говоря, наплевать, то есть я не придавал этому особого значения. Больше того: как я теперь понимаю, я не очень-то интересовался, чем живут все мои товарищи, то есть отношение мое к ним было слишком поверхностным, они интересовали меня не как таковые, а лишь в той мере, в какой мне приходилось с ними сталкиваться. Это с одной стороны, а с другой – я для них был белой вороной. И только теперь я понимаю почему.

Георгий Щедровицкий

Я был белой вороной, поскольку был достаточно обеспечен на общем фоне: подавляющее большинство из них вынуждены были обеспечивать себе условия для жизни и еще как-то постоянно заботиться об этих материальных условиях. Я этого тогда не понимал, не очень принимал в расчет. Кроме того, как я уже сказал, они – эти «старшие» – уже имели житейский опыт и поэтому на все смотрели сквозь эту призму, а именно: «Чего человек хочет?», «Какие у него цели?», «Чего он добивается?», «Как он действует?», «Какими средствами?». А для меня такой действительности просто не существовало напрочь, и я был прямолинеен.

В то же время все те идеологические кампании, которые в то время развертывались, я воспринимал совершенно один к одному.

– «Один к одному» – к чему?

– К тексту. Буквально, впрямую.

– Все врачи – вредители?

– Нет, конечно. Сейчас я буду пояснять. Я уже говорил: я все знал, все понимал. И какие там механизмы работают, и кто, и что… Но вот если было постановление, где осуждалось творчество Зощенко и Ахматовой, и при этом произносились слова, что мы должны быть идейными, должны быть жизненно активными, должны строить свою жизнь, должны четко выполнять свои обязанности, работать на строительство социализма, то я опускал эту часть про Зощенко и Ахматову – поскольку знал, что они ни в чем не виноваты, не могут быть виноваты в принципе, и прекрасно понимал, почему их поносят, – а брал ту часть, где говорилось, что жить надо активно, что надо выполнять свои обязанности, нести ответственность за свои действия и вообще чувствовать себя хозяином жизни. И начинал все это претворять в саму жизнь, то есть так себя вести, так действовать, как будто это я – суверенный хозяин, будто от меня зависит воплощение всего того, что написано на знаменах, будто тем, как я и мои товарищи будем все это выполнять, – вот этим и будет все определяться в будущем.

– А как насчет «винтика»?

– Вот я и был таким активным, самодвижущимся «винтиком». Я таким вот образом «крутился».

Когда собрались выбранные в бюро, меня назначили заместителем секретаря по агитационно-пропагандистской работе. На мне висели газета, коллективы агитаторов, внутренние пропагандистские кружки, внедрение идей партии в студенческую массу – всякая такого рода работа. Я воспринимал все один к одному, надо было только эту работу организовать. И тут начались очень смешные эпизоды.

Газета – ее надо было делать. Я подыскал ребят на курсе, не откладывая в долгий ящик, выбрал редактора стенгазеты, распределил всех по разделам. Подобрал руководителей агитколлективов, разбил на бригады, поскольку я знал, что выборы приближаются и надо это делать. Сани же надо готовить летом, а телегу – зимой. Вот я и готовил все это сам, не дожидаясь каких-либо распоряжений сверху.

Когда газету сделали – впечатления об университете, факультете, – я посмотрел и подумал: странно, подписи нет. Обычно бывает «орган». А орган чего? Ну конечно, партийной и комсомольской организации. И я попросил приписать: «орган партийной и комсомольской организации». Она так и вышла.

Примерно через неделю ко мне подошел студент нашего курса Горяла, бывший фронтовик, и говорит:

– Слушай, это ты газетой заправляешь? Чего это вы там написали «орган партийной организации»? Разве партбюро курса утверждало состав этой редколлегии? И вообще, откуда это все взялось? Я вот секретарь партийной организации, вчера меня выбрали, и я ничего не знаю обо всем этом.

– Стенгазета должна быть органом партийной организации, поэтому я и сказал, чтобы написали это. А тебе что – что-нибудь не нравится? По-твоему, что-то неправильно?

– Понимаешь, я еще не смотрел эту газету, но вот странно ты как-то действуешь – у нас еще и партбюро нет, а стенгазета уже вышла.

На это я ему весело так ответил:

– А вы бы еще дольше раскачивались! Вот уже месяц прошел, а у вас еще выборов не было.

И я пошел по своим делам, заниматься своим агитколлективом, сказав, что мне некогда, что у меня дел много:

– Если нужно, ты меня вызови.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии