Берта
Лоуренс. Осторожнее! Я должен ее расчесать!
Фрида. Это надо же так гордиться этой ужасной бородой!
Лоуренс
Фрида. Все наоборот.
Лоуренс. Они вбирают мужчину в себя, но только потому, что втайне надеются, что мужчине из них не выбраться, что он будет пойман навсегда!
Фрида. Каково это слушать девственнице?!
Лоуренс. Она снова взялась за старое Брет — эта бесстыдная старая тварь! Издевается над твоей девственностью!
Фрида. Издеваюсь? Никогда! Я считаю, что ей повезло — она не слышит по сто раз на дню, что мужчина — это жизнь, а женщина — пассивный кусок протоплазмы.
Лоуренс. Никогда не говорил, что пассивный. Я всегда говорил, злобный.
Фрида. Скажу тебе, Брет, его взгляды на пол приобретают просто космический характер! Когда утром всходит солнце, знаешь, что он говорит? Не могу даже повторить это? А когда солнце садится — ну, да, ты сама это услышишь.
Лоуренс
Берта. Ты о чем, Лоренцо?
Лоуренс. Ты ведь еще ничего не рассказала.
Берта. О чем именно?
Лоуренс. Зачем, ты считаешь, я отправлял тебя в Лондон?
Берта. Не спрашивай меня!
Лоуренс. Что еще? я сгораю от любопытства, черт тебя дери! Выставка! Как приняли мои картины?
Берта. Значит так.
Фрида. Давай, Брет, выложи ему правду. Чудовище не успокоится, пока не услышит!
Берта. Значит…
Фрида. Выставка торжественно провалилась! Как я и говорила!
Лоуренс. Ты хочешь сказать, что мои женские груди понравились?
Фрида. Понравились твои картины? Они вызвали омерзение!
Лоуренс. Ага! Значит успех! Болтали, что я не умею рисовать? Что так может и ребенок? Говорили, что мои портреты — сплошной гротеск? Что они неуклюжие, непристойные, уродливые, эротические, деформированные?
Берта. Ты читал газеты?
Лоуренс. Почему ты так думаешь? Я так точно цитирую?
Фрида. Да, ты цитируешь точно.
Лоуренс. А что считает публика? Что это были за люди?
Фрида. Люди смеялись!
Лоуренс. Смеялись?
Фрида. Конечно, смеялись! Лоренцо, ты не художник, ты — писатель! Ты простой линии провести не можешь!
Лоуренс. Не могу? Но я могу рисовать ломаные линии, Фрида! И именно поэтому, Фрида, я могу показать жизнь на своих картинах! Какая был публика? Много ли народу пришло?
Берта. Возник беспорядок, вход оцепили канатом, чтобы сдержать толпу.
Лоуренс. Беспорядок? Какой беспорядок?
Фрида. Вы только посмотрите! Чудовище торжествует!
Лоуренс. Рассказывай, что произошло.
Берта. Несколько членов дамского клуба пытались изрезать ножом картину «Адам и Ева».
Фрида. Лоренцо! Прекрати!
Берта. Вмешалась полиция.
Лоуренс полиция?
Берта. Нет. у нас было судебное предписание о запрете сжигать картины.
Лоуренс. Картины невредимы?
Берта. Картины невредимы, Лоренцо.
Фрида. Немедленно сядь, или я отправлю тебя в постель!
Берта. Лоренцо!
Лоуренс. Похваляется своей силой, упивается моей слабостью! Меня в постель? Только попробуй, я тебе покажу, только притронься!
Фрида. Лоуренс, сядь, у тебя снова начнется кровотечение.
Лоуренс. Дай мне шаль. Солнце уже не печет. Юное белокурое божество начинает подпадать под чары блудницы — тьмы…
Фрида. Сейчас последует классическое высказывание о закате солнца.
Лоуренс. Да, картины — нельзя сказать, что они превосходны, но в них — ярость жизни.
Берта. В них — ты. Но почему ты хочешь заниматься живописью?