Я вам любви не обещаю

— Верочка, — шагнул к ней Бахметьев. — Верочка, ангел мой, — поймал он её запястье и поднёс к губам дрожащие пальцы, целуя каждый из них. — Я заранее согласен на все ваши условия, — обнимая рукой тонкий стан, прошептал он ей на ухо.

— Нет у меня никаких условий, — вывернулась из его объятий Вера, и, сцепив пальцы в замок, прижала руки к груди. — Пожалуй, только одно.

— Я вас слушаю, — взъерошил рукой каштановую шевелюру Бахметьев.

— Никогда не лгите мне, — выдохнула она.

— Никогда, — легко согласился он, думая только о том, чтобы вновь заключить её в объятья, поцеловать, распустить тяжёлый узел волос у неё на затылке и зарыться лицом в льняные кудри.

— Хорошо. — Вера обошла его и распахнула двери гостиной. — Даша, — обратилась она к горничной, — передай Катерине, что его сиятельство на ужин останутся. Пусть на двоих накроет.

Кивнув головой, Дарья исчезла в коридоре.

Дав своё согласие стать любовницей графа, Вера испытывала странную нервозность. Она тянула время за ужином, совершая массу бесполезных и бессмысленных действий, как то принималась вдруг переставлять приборы на столе, делая это столь сосредоточенно, что можно было подумать, что для неё в сей момент нет ничего более важного. И ежели до того, как роковые слова были произнесены, у неё всегда находилась тема для разговоров с Бахметьевым, то после она не могла и двух слов произнести, отвечая на все вопросы односложно и игнорируя его попытки разговорить её и внести некую непринуждённость в накалившуюся вдруг обстановку.

Памятуя о коварном свойстве шампанского, она даже не прикоснулась к вину в этот вечер. Если бы Бахметьеву было ведомо, какая буря чувств и эмоций бушевала у неё в душе, какой панический ужас она испытывала, добровольно шагнув с обрыва в пропасть, он, наверное, не стал бы раздражаться и злиться на непонятное ему поведение женщины, только что ответившей ему согласием. Но Георгий Алексеевич о том не знал, и потому поведение Верочки уже порядком его разозлило.

Вера все же уловила перемену в его настроении, когда заметила нахмуренные брови и недовольно поджатые губы.

— Идёмте, — поднялась она из-за стола и решительно прошагала в сторону спальни.

Застав в будуаре Дарью, она молча указала ей рукой на двери. Горничной не надо было ничего объяснять. Она с первой минуты, когда господа вернулись с прогулки, поняла, что всё переменилось.

Остановившись по центру комнаты, Вера, не поворачиваясь лицом к Бахметьеву, завела руки за спину и попыталась расстегнуть пуговицы на платье.

— Помогите мне, — раздражённо прошептала она.

— Вера, — Бахметьев обнял её за талию и развернул к себе лицом. — Что всё это значит?

— Разве вы не этого хотели? — Верочка чувствовала, как дрожат губы, как слезы наворачиваются на глаза, грозя пролиться прямо сейчас. — Я всё не так делаю, да? — моргнула она.

Слезинка скатилась по гладкой щеке.

— Я не знаю как, не умею, — прошептала она.

— Я научу, — склоняясь к ней, прошептал Бахметьев.

Первый поцелуй был невесомым, лёгким касанием губ. Осторожным и деликатным. Верочка поднялась на носочки, обхватила руками крепкую шею и приникла к нему всем телом. Словно в полусне она ощущала, как скользят тёплые ладони по её спине, лиф платья вдруг стал не так тесен, а спустя несколько мгновений, оно с тихим шорохом соскользнуло с плеч и упало на пол. Бахметьев выпустил её из объятий и, отступив на шаг, рванул ставший вдруг тесным ворот мундира. Он повёл плечами, сбрасывая офицерский сюртук. Вера, прикрывшись руками, отвернулась. Сердце колотилось где-то в горле, кровь стучала в висках. Её то сотрясал озноб, то кидало в жар. Осмелившись посмотреть на него, она тихо охнула, поразившись тому, сколь широки оказались его плечи под тонким полотном рубахи. Заметив её взгляд и смущённый румянец, Бахметьев широко улыбнулся.

— Иди ко мне, — раскрыл он для неё объятья.

Как было отпустить свои страхи, довериться ему? Но ведь ныне уже нет пути назад. Возможно, он и поймёт, коли качнёт сейчас отрицательно головой и попросит уйти, но ведь более не вернётся. И она шагнула к нему, спрятала лицо на груди, щекой касаясь разгорячённой кожи в распахнутом вороте рубахи.

— Георгий Алексеевич, — положив ладонь на грудь ему, попыталась отстраниться.

— Жорж, — шепнул он, стискивая в руках тонкий стан.

— Жорж, — повторила она, — мне страшно.

— Не надобно меня бояться, ma bonne, — скользнули по тонкой шее сухие горячие губы. — Не надобно. Я тебя не обижу.

Вера ахнула, когда он подхватил её под колени, и она оказалась у него на руках. Шагнув в спальню, Бахметьев опустил её на разобранную Дарьей постель.

— Всё хорошо будет, ангел мой. Всё хорошо, — запустил он пальцы в узел волос на её затылке. Шпильки посыпались на постель, когда он провёл рукой по распущенным локонам.

Но как бы он ни сдерживал себя, как бы ни старался не спешить, увлечь за собой в тёмный омут сладострастия, боль все же на миг отрезвила её, вырвав из мира томной неги.

Тихо вскрикнув, вцепилась в его плечи, царапая ноготками гладкую, будто атлас кожу и затихла в объятьях, молча глотая слезы.