Я вам любви не обещаю

— Довольно самонадеянно с моей стороны. Не находите? — рассмеялся Георгий Алексеевич.

— Сдаётся мне, вы всегда добиваетесь того, что хотите, — тихо обронила Вера.

— Не всегда, — накрыл её руку своей Бахметьев.

Вера вытащила пальцы из-под его ладони и взяла в руку вилку, — смутившись откровенного намёка, прозвучавшего в его словах.

Официант принёс шампанское и, разлив его по бокалам, удалился.

— Я хочу выпить за вас, — поднял свой бокал Бахметьев.

— За меня? — взялась Вера за тонкую ножку фужера.

— Не знаю, как выразить словами то, что я чувствую, встретив вас, — медленно произнёс Георгий Алексеевич. — Какой-то душевный подъем, жажду жизни, стремление к переменам, — улыбнулся он.

— А вот у меня от этих перемен голова кругом, — вздохнула Верочка, поднимая бокал.

— Неужели лучше быть гувернанткой при избалованной девчонке? — пригубил шампанское граф.

— Аннет вовсе не избалована, — вступилась за свою бывшую воспитанницу Вера. — Она очень ранимый ребёнок, а вас невзлюбила за ваши отношения с её матерью.

— Этих отношений больше нет, — поспешил заверить её Бахметьев. — И это тоже ваша заслуга.

— Бог мой, Георгий Алексеевич. К чему вы говорите мне это?

— Только встретив вас, я понял насколько мне скучно с Ольгой, — ответил граф.

— Стало быть, я вас развлекла, — фыркнула Вера, поставив на стол нетронутый бокал с шампанским.

— Я не хотел вас обидеть, Верочка, — улыбнулся Георгий Алексеевич. — Просто моя жизнь переменилась. Не знаю, как сказать. Увы, я не наделён поэтическим даром. Мне трудно объяснить. Для меня вы словно лучик солнца в ненастный день, первая звезда в сумеречном небе.

Стараясь скрыть своё смущение, Вера вновь потянулась к бокалу и сделала большой глоток. От пузырьков засвербело в носу, и она едва не чихнула. «Боже! Едва не оконфузилась», — с трудом проглотила она вино и перевела дыхание. Вкус вина был превосходным. Впрочем, ей в своей жизни доводилось пить шампанское всего лишь раз. То был день рождения её маменьки и бутылку вина тогда принёс Тоцкий, дабы поздравить именинницу.

Верочка даже не заметила, как опустел её бокал, она не углядела, когда граф успел вновь его наполнить. Чувство голода отступило, голова сделалась восхитительно лёгкой. Её перестала пугать окружавшая роскошь, куда-то исчезло одолевавшее весь вечер смущение, она уже не отдёргивала своей ладони, когда Бахметьев касался её руки. Более того, ей самой невыносимо хотелось коснуться его, провести кончиками пальцев по гладко выбритой щеке.

— Ещё! — поставила она на стол пустой фужер.

Георгий Алексеевич отрицательно покачал головой:

— С вас довольно, Вера Николавна, — тихо заметил он.

— Вам что же жалко шампанского для меня? — усмехнулась Вера.

— Нисколько. Боюсь только, поутру вы пожалеете о своей невоздержанности.

— И все же! Я настаиваю, — едва не рассмеялась Вера.

«Отчего вдруг сделалось так смешно? Откуда это желание, вскочить со стула и неистово закружиться под быстрый цыганский напев? И откуда взялись цыгане?» — огляделась по сторонам Вера.

Бахметьев наполнил её бокал и протянул ей:

— Вера Николавна, позвольте я вас провожу.

— Я не хочу спать, — весело сверкнула глазами девушка.

— И чего же вы желаете? — усмехнулся Бахметьев, разглядывая её.

— Петь, танцевать, все что угодно!

— Будут вам танцы, но в другой раз, — подал ей руку граф, помогая подняться со стула.

Веру качнуло, и она, тихо ойкнув, приникла к Бахметьеву.

В экипаже её укачало. Веки отяжелели, глаза то и дело закрывались, и она задремала, положив голову на плечо своего спутника. Бахметьев осторожно обнял хрупкие плечи, вдохнул тонкий цветочный аромат её духов. Желание коснуться поцелуем приоткрытых губ будоражило кровь, но он не позволил себе воспользоваться её слабостью.

Георгий Алексеевич не стал будить её, когда карета остановилась. Взяв девушку на руки, граф поднялся со своей ношей в снятые им апартаменты и, передав её на попечение горничной, удалился. Всю дорогу до дома Бахметьев улыбался, вспоминая ушедший вечер. Более всего он сожалел о том, что ему не доведётся увидеть её поутру, когда хмель покинет прелестную головку. Было бы забавно наблюдать за ней, когда наступит момент отрезвления, и она вспомнит о высказанных ею желаниях.

Глава 16

Веру разбудил тихий перестук дождевых капель об оконное стекло и подоконник. Открыв глаза, девушка тотчас со стоном закрыла их вновь. Нестерпимая боль пронзила виски и затылок. Попытка перевернуться на другой бок, вызвала новый приступ мигрени. Стены спальни, балдахин над головой — всё закружилось в безумном хороводе. События вчерашнего дня всплывали в памяти обрывками воспоминаний: тихий звон столовых приборов, смеющиеся тёмные глаза Бахметьева, пузырьки шампанского, лопающиеся на языке, быстрый задорный цыганский напев — всё смешалось в голове, и невозможно было разобрать, где сон, а где явь. Было ли, не было ли? Полумрак экипажа, губы, чуть касающиеся её виска и тихий шёпот над самым ухом: «Mon coeur est. Mon ivre de bonheur». (Сердце моё. Моё хмельное счастье).