Я – утопленник

Широченные ступени сбегали к темной, пахнущей водорослями воде. Я решил освежиться и прийти в себя перед трудным разговором. Опустившись на колени, я сунул руки в воду и умылся. Маловато будет. Я лег ничком, сунул голову в воду, стал пить и вдруг почуял что-то…

Огромное черное тело стремительно поднималось из глубины. Я отшатнулся, но убежать не успел. Огромная волна выплеснула на берег Слизня.

– По суше гуляешь? – грозно вопросил он, глядя сверху. Было страшно подниматься, хотелось съежиться и ползти прочь от толстых извивавшихся щупалец. Но я поднялся и встал. – Ты что здесь делаешь?

Прошляпил, проморгал! Неужели он следил за мной? Хорошо, что я не начал разговор со сфинксом. Было бы не отвертеться. Я невольно повернул голову. Сфинкс ухмылялся в спину: выпутывайся сам!

Водяной припечатал меня к постаменту:

– Ты что себе позволяешь, гниль! Почему в воде не живешь, по земле ходишь? Забыл, кто ты есть и кому служишь?

С каждым вопросом он встряхивал меня, как тряпку. Краем глаза я заметил проходящего по набережной прохожего. Он посмотрел в мою сторону, но ничего не увидел. А может быть, он видел, но в темноте, да с десятка шагов даже такое чудище, как Водяной, могло показаться толстым мужиком в ластах, особенно если морок навести… Ну, поссорились водолазы, с кем не бывает?

– Как говорят у людей: в семье не без урода? Смотри у меня, голову оторву! Будешь безголовым жить, как рак, по дну ползать…

Если скажу, что я испугался, то это будет слишком слабо. Фраза «голову оторву» прозвучала настолько обыденно и равнодушно, что я ни на секунду не усомнился в реальности угрозы. Жить безголовым я не хотел, а потому, скованный ужасом, лишь слабо кивнул.

– Тебе жизнь дана. Моею волей дана. И будешь делать все, как я скажу!

Я снова кивнул.

– То-то же! – удовлетворенно произнес Слизень. – Раз любишь по суше ходить, так слушай мою волю: доставишь мне живую душу, мужчину ли, женщину ли, ребенка – все едино. Сроку тебе три дня. Справишься – награжу, не справишься – пеняй на себя!

Он отпустил меня и плюхнулся в черную воду. Я облегченно выдохнул, но голова Водяного вновь показалась на поверхности:

– А узнаю, что на Анфису заглядываешься – хрен оторву!

Он забулькал и скрылся под водой, не оставив даже кругов. Словно никого и не было.

Меня колотил озноб. Я едва не попался. Хотелось бежать, но я себя пересилил. Снаряд в одну воронку не падает, и вряд ли Водяной появится снова. И все же страшно. Мысли смешались, я забыл все словесные построения и, совершенно опустошенный, опустился на гранитные ступени, стараясь держаться подальше от воды. Задание. Слизень сказал, чтобы я доставил ему душу. То есть убил кого-то. Утопил. Иначе… Вот сволочь водоплавающая!

Прошел, наверное, час, прежде чем я собрался с силами и выбросил лишнее из головы. Ничто не должно отвлекать. Спокойно. Встань так, чтобы держать воду под контролем, скомандовал я себе. Да вряд ли Слизень пошлет кого-то следить за мной, после того как запугал лично. Ну, кажется, я готов.

Сфинксов я видел и раньше, в детстве гулял тут с родителями. Никаких эмоций каменные львы тогда не вызвали. Разве что размером. Дети любят все большое. Потом, в школе, узнав, что они привезены из Египта, из самих Фив, удовлетворенно хмыкнул: ничего себе, круто. И только. Для питерца они – привычный антураж, неотъемлемая часть города, как Адмиралтейская игла или Эрмитаж. Таких достопримечательностей – пруд пруди. Если уж на то пошло, я больше любил коней Клодта, чем далеких южных пришельцев.

Сфинксы были чужими в нашем городе и, судя по выражению их лиц, прекрасно это понимали. А что двести или сколько там лет стоят – так для них это не срок. На родине стояли много дольше… Если не изменяет память, кажется, они были охранниками у пирамид или усыпальниц. Почему же их здесь поставили? Для чего? Эх, плохо я историю знаю…

Архип сказал: в нашем мире сфинксы выглядят точно так же, как в мире живых. Я спросил: почему? Он ответил, что «навь древнеегипетская посильнее нашей будет», и потому увидеть их настоящий лик мы не можем, и это лучше для нас самих. И слава богу. Один факт, что они живые и могут говорить, вводил в священный трепет. Помню, Костик трепался, будто в глаза им долго смотреть нельзя или что-то в этом роде. Типа городские легенды. Я ведь в мистику не верил. Раньше.

Я огляделся. Ни машин, ни прохожих на застывшей в скудном электрическом свете набережной. В ста метрах, как метроном, тревожно считал секунды желтый светофор. Пора.

– Скажите, – я смотрел на каменную морду сфинкса с отколотым подбородком, не представляя, как он будет отвечать. Я кашлянул и произнес громче: – У меня есть шанс… стать живым? Пожалуйста… ответьте! Мне важно это знать, потому что…

Я заткнулся. Мне показалось, что сфинкс моргнул. Вот черт! Ладно, главное сказано. Я сосредоточился, как меня учил Архип, стараясь услышать нечто внутри себя. Не смотри на них – смотри внутрь себя, советовал утопленник. А может, он вообще пошутил? Архип может. Но не в этот раз!