Я умер вчера

Она просидела у Готовчица почти три часа. За это время он дважды угощал ее чаем, при этом смущенно извинялся, что к чаю у него ничего нет, даже лимона. Настя поняла, что он давно не выходил из дома, даже в магазин не наведывался. «Надо же, как он боится, – думала она по дороге на Петровку. – Того и гляди, с голоду умрет. Но из дому не выйдет. Что же мне сказать Заточному? С одной стороны, дядька вроде бы приличный, и специалист явно неплохой. Про меня он все понял правильно. Я слушала его и внутренне соглашалась со всем, что он сказал. Правда, он не сказал ничего нового, слава Богу, у меня пока еще хватает мозгов и силы воли разобраться в своих проблемах и сказать самой себе неприятную правду, но тот факт, что Готовчиц с первого же предъявления все увидел, говорит в его пользу. Но с другой стороны, если у него бывают такие страхи, то как он сможет работать в министерстве? Там же взрывоопасная информация, только и жди, что наезжать начнут с целью ее получить. Наверное, Готовчиц и сам еще не знает, что его примеряют к этой работе. Ну и правильно. Что толку приглашать человека, обещать ему должность, а потом, после проверки, отказывать? Лучше сначала проверить, а потом уж предлагать работу, если он подойдет. Но как мне его жалко было! Так хотелось сказать про наружников… Но нельзя было. Только теперь я понимаю, как трудно было тому же Заточному тогда, зимой. Он видел, как мне тяжело, но не мог мне помочь, потому что должен был молчать, чтобы не сорвать комбинацию. Пожалуй, зря я на него так окрысилась. Ему тоже несладко пришлось. Ладно, с выводами по господину Готовчицу пока подождем. Мы договорились, что он попытается мне помочь, я буду приходить к нему раз в неделю на прием. Помощи я от него, конечно, никакой не жду, сама справлюсь, после сегодняшнего разговора мне стало как-то полегче. А понаблюдать за ним нужно, чтобы не ошибиться в оценке, а то перед Иваном неудобно будет. Он же на мое мнение понадеялся… Черт возьми, опять я боюсь ошибиться! Ну уж нет, не выйдет. Я знаю, откуда этот страх, я знаю, почему он появился, но я же не стала глупее за последнее время, я такая же, как была раньше, и если раньше я была уверена в своих оценках, то почему сейчас должна сомневаться? Не должна. Я не должна сомневаться… Я не должна бояться…»

* * *

Мое известие о намерении развестись и уйти, оставив ей все имущество и деньги, Вика восприняла на удивление спокойно. Все-таки она молодец, прекрасно владеет собой, даже тень радости не мелькнула на ее лице. Молча пожала плечами, покрутила пальцем у виска и ушла в другую комнату. Через некоторое время вышла, одетая в строгий деловой костюм. И снова мое обоняние больно резанул запах ее духов. Какие противные! И как они могли мне раньше нравиться?

– Твое решение окончательно? – спросила она, серьезно глядя на меня.

– И обжалованию не подлежит, – весело подтвердил я, чувствуя невероятное облегчение оттого, что вышел из кризиса и нашел лазейку в ситуации, которая казалась мне безвыходной.

– Объясниться не хочешь?

– Не хочу.

– Тогда одевайся.

– Зачем?

– Пойдем в загс, подадим заявление. Чего ж тянуть, если ты решил.

Торопится, мерзавка! Делает вид, что смирилась с моим решением, а у самой небось внутри все поет от радости. Как же, от душегубства ее спасли, грех на душу не дали взять.

Мы вышли на улицу и отправились в сторону загса, который находился в трех кварталах от нашего дома. Солнце сияло, деревья покрылись зеленой дымкой, мимо нас проходили красивые девушки в мини-юбках, и жизнь казалась мне почти прекрасной. Я словно заново родился. Надо же, столько времени я был ходячим мертвецом, которого ничего не радовало и ничего ему не было нужно, который не строил планов ни на завтра, ни на ближайший вечер, а сегодня я снова жив и обрел способность радоваться существованию. Как хорошо, что на моем пути попался Лутов! Если бы не он, я бы так и сидел сложа руки, чувствуя себя ягненком, предназначенным для жертвоприношения. Как ни странно, но Вике я готов был принести любую жертву, ибо понимал, сколь многим пожертвовала она сама и сколько вытерпела за все годы жизни вместе с моей матерью. Честно говоря, если бы не она, я бы никогда не стал тем, чем стал, потому что только ради нее, ради Вики, я насиловал себя в «Лице без грима», чтобы обеспечить ей хотя бы на пятом десятке достойное существование. Я очень любил ее и готов был ради нее на все. Для самого себя я бы ничего делать не стал, так и просидел бы рядом с сумасшедшей матерью, зарабатывая жалкие гроши. В определенном смысле Вика имела право претендовать на все мои деньги, точнее, наши деньги, поскольку не будь ее рядом со мной – и денег бы этих не было. Интересно, понимает она это так же, как понимаю я? Наверное, нет. Она всегда была деликатной и никогда не считала, кто кому чем обязан. Впрочем, кто знает, какой она стала теперь, когда завела себе любовника…

В загсе я оставил Вику в коридоре и сразу заглянул в кабинет к заведующей.

– Моя фамилия Уланов, – представился я.

Заведующая недоуменно посмотрела на меня, наморщив лоб, потом вздохнула.