Я умею прыгать через лужи

Миссис Уилсон принялась расспрашивать меня о моей «ужасной болезни». Она хотела знать, болит ли у меня нога, болит ли у меня спина, натирает ли мать меня жиром варана.

– Этот жир так прекрасно впитывается, что проникает даже сквозь стенки бутылки, – важно сообщила она.

По ее мнению, у меня в организме скопилась кислота, а значит, мне всегда нужно иметь при себе картофелину.

– Пока она высыхает, она вытягивает из тебя всю кислоту, – объяснила она.

Ей вдруг пришло в голову, что я могу упасть, и она стала уговаривать меня не волноваться на этот счет, потому что у Теда есть бричка. Потом она сняла с двух железных прутов над огнем кастрюлю, в которой варилась баранина, понюхала ее и пожаловалась, как трудно сохранить мясо свежим в буше.

После того как она забыла о моих костылях и стала рассказывать о собственных болезнях, она начала мне нравиться. Во время разговора она суетилась на кухне: выложила дымящуюся баранину на большое блюдо на столе и принялась мять картофель, который достала из другой кастрюли. Затем, с трудом выпрямившись, словно это причинило ей боль, она сообщила мне с таинственным видом, как бы делясь со мной секретом, что не доживет до старости.

Я с интересом спросил, почему, и она мрачно ответила, что все ее органы поменялись местами.

– У меня больше никогда не будет детей, – сказала она, а потом, после секундной паузы, добавила: – Слава богу!

Она вздохнула и задумчиво посмотрела на мальчика в чулках, который слушал нас.

– Сбегай, принеси штаны и рубашку Джорджа, – вдруг сказала она. – Они наверняка уже высохли. Не хочу, чтобы он подхватил простуду и умер.

Через секунду мальчик, которого звали Фрэнк, принес одежду, висевшую где-то на ветке за домом, и миссис Уилсон одела Джорджи, который все это время серьезно поглядывал на меня.

Наконец мать одернула на малыше рубашку и отпустила его, велев:

– Смотри, скажи мне, когда надумаешь куда-нибудь идти. Только попробуй уйти без спроса, вот я тебе задам!

Джорджи продолжал молча смотреть на меня.

В дом вошли Тед с Питером, и Тед хлопнул миссис Уилсон по спине с такой силой, что я всерьез испугался за ее сместившиеся органы.

– Как поживаешь, старушка? – весело крикнул он и, разглядывая готовящийся ужин, сказал Питеру: – Отличная баранина. Я купил четыре овцы у Картера по полкроны за штуку. Хорошие, здоровые были овцы. Попробуешь – сам увидишь.

Глава двадцать восьмая

Когда стол убрали после чая и зажгли висевшую на цепи под потолком керосиновую лампу, Питер принес ящик пива, и они с Тедом рассчитали на листе бумаги, сколько каждый из гостей должен заплатить за «выпивку».

– Разопьем бутылочку, пока не пришли остальные, – предложил Тед после того, как они определились с цифрами, и Питер согласился.

Миссис Уилсон отправилась в другую комнату укладывать мальчиков спать. Оттуда доносился плач младенца. Через некоторое время он прекратился, и миссис Уилсон вернулась к нам, на ходу застегивая кофту. К тому времени уже явились двое лесорубов и уселись на ящиках возле стола. Судя по их улыбкам, хозяйка дома пользовалась их расположением.

– Ну и потрудились же мы сегодня, миссис, – обратился к ней один из них, вытянув руки на столе, как будто не мог удержать их на весу.

– Как идут дела? – спросил Тед.

– Неплохо. Сейчас пошли такие толстые стволы, что приходится распиливать их на четыре части. Это в буше самое выгодное.

Мне стало интересно, почему дерево, которое приходится пилить на четыре части, считается самым выгодным в буше, и я решил спросить об этом, но тут пришли Артур Робинс с тремя другими лесорубами, и Тед начал наполнять расставленные на столе кружки.

Каждый из гостей принес собственную кружку, и хотя все они отличались по размеру, Тед наливал в них одинаковое количество пива.

После нескольких кружек Принц Прескотт заиграл на гармони. Он манерно покачивал плечами, то и дело запрокидывая голову и вскидывая руки над головой так, что инструмент на секунду как бы взвивался в танце вверх, прежде чем вновь принять нормальное положение. Порой он при этом напевал какой-то куплет, словно пробуя голос под прерывистый аккомпанемент гармони.

– Он пока не разошелся, – шепнул мне Артур Робинс.

Артур сидел рядом со мной на ящике у печки. На его лице застыла мягкая, полная предвкушения приятного вечера улыбка. Ему нравились, по собственному его выражению, «душещипательные» песни, и он все просил Принца сыграть «Буйный парень из колоний».

– Да что с ним сегодня такое?! – раздраженно проворчал он после того, как Принц, поглощенный «Валеттой», не откликнулся на его просьбу.

– Сыграй «Буйного парня из колоний»! – снова потребовал он, на сей раз громче. – Что ты играешь какую-то ерунду? Ну ее к черту!

Мелодия концертино резко оборвалась.

– Ладненько, – сказал Принц. – Поехали.

Когда он заиграл, Артур наклонился вперед, беззвучно подпевая. Его глаза блестели от удовольствия.