Я твой монстр

Император выпил всё до дна, остальные были вынуждены последовать его примеру. Все, кроме Чи. Акихиро сидел бледный, на его висках отчетливо проступили бисеринки пота, и он не притронулся к бокалу, но кто мог винить его за это? Жест отчаяния жениха, уже потерявшего невесту, – на младшего господина даже императрица не бросила осуждающего взгляда. На него сейчас вообще все старались не смотреть, и… оно к лучшему – хлордиазепоксид уже действовал по полной программе, но мне казалось, это был не он. Это было что-то внутри Чи… Что-то, что сейчас разлеталось на черепки и осколки, так больно и так страшно. И все, что мне сейчас хотелось, – это подойти, обнять, согреть его побелевшие губы своим дыханием, сделать хоть что-то… Но я заставила себя онеметь, отрезать все чувства, не замечать, не видеть того, как он мучительно гибнет.

Прости меня… Правда, мы оба знаем, что ты никогда не простишь.

И я, смущенно улыбаясь императору, делаю глоток, только глоток.

– Выпей до дна, маари, – мягко, но непреклонно приказал император.

Был ли у меня выбор?

Уже давно нет.

Зато теперь диапазон для нестандартных действий расширился! Когда влюбленная дурочка еще и напивается, это же окончательно спятившая дурочка, разве нет?!

– Ик, – выдала я, допив адское пойло до конца и отрешенно рассуждая на тему, сколько же здесь градусов.

Выходило, что изрядно. Более чем изрядно. Отлично в принципе.

Между тем уже слуги вновь наполнили всем бокалы, и на этот раз на порядок быстрее, но… мне не понравилось то, что император подал слуге знак налить мне больше. А впрочем, мне тут уже ничего не нравилось.

Следующий тост произносила императрица. Почти безжизненная императрица практически безжизненным голосом. Она поздравила бледного, стоящего на возвышении Юмичи и сообщила, что с таким лицом он, вероятно, испугал даже повитух при своем рождении, и, собственно, она, императрица, дарит уроду сумму, достаточную для того, чтобы произвести его первую пластическую операцию.

Я искренне пожалела, что налила ей немного. Тварь безжалостная – ребенок после ее слов чуть не плакал.

Но его персональный ад только начинался. Далее следовал тост Адзауро-старшего… И старик, не стесняясь в выражениях, сообщил, что Юмичи всегда был уродом и что деду приходилось сдерживаться от желания постоянно отворачиваться, только бы не видеть его уродливое лицо…

А я смотрела на Юмичи, не выпив ни за тост императрицы, ни за тост старшего господина, видела, как в его глазах блестят слезы, и… видела в нем себя.

«Кессади-уродина…»

«Кессади-страшила…»

«Кессади, на тебя смотреть противно, кажется, что сейчас блеванешь…»

– Маари, – император крайне интимно положил свою ладонь поверх моей, невольно сжавшейся в кулак, едва над ребенком начали измываться, – я вижу, о некоторых традициях Ятори вы не осведомлены.

Внезапно поняла, что сама чуть не плачу и мои эмоции не остались незамеченными – ведь после слов императора на меня посмотрели все! Все, кроме Чи – у него уже не было такой возможности.

– Для меня это дикость, – прошептала я, тяжело дыша и словно едва сдерживаясь от рыданий, – я… я подготовила другой подарок.

– Правда? – участливо спросил император, взяв мою руку, и демонстративно, не скрываясь и даже не пытаясь это сделать, начал поглаживать тыльную сторону ладони… Безумно интимный жест, особенно для детского праздника.

Но, ко всем гребаным дерсенгам, я должна была играть свою роль, и играть до конца… Вот только вдруг подумала – а стоит ли? Стоит ли в целом ждать своей очереди и безмолвно наблюдать за тем, как измываются над ребенком? Официально я еще даже не младшая госпожа, значит, мне полагается сидеть и молча ожидать, пока род Адзауро в соответствии с внутренней иерархией будет «поздравлять» Юмичи. Это примерно так еще человек тридцать до меня и Чи. В принципе мне следовало ожидать, но выпитый по приказу императора алкоголь вполне мог стать поводом слегка «забыть» о традициях и условностях.

И я, посмотрев на монарха Ятори огромными умоляющими глазами, попросила:

– Можно я подарю его сейчас?

Император покровительственно улыбнулся и произнес низким, отработанным до женского головокружения и сердцеотдавания голосом:

– Сегодня все будет так, как ты пожелаешь.

Хотелось криво усмехнуться той горькой усмешкой, за которой я обычно прятала растерянность, тревогу и отчаяние, но кроткий, полный благодарности взгляд, и я поднялась, ощущая, как пристально следят за каждым моим жестом присутствующие.

По большому счету, мне было плевать на присутствующих людей и их мнение. По факту, мне и должно было бы на них плевать… но, к моему огромному сожалению, здесь присутствовал тот, чьи эмоции я ощущала, даже невзирая на, казалось, навеки прилипшую к его лицу маску абсолютного равнодушия. А главной эмоцией Адзауро-младшего стала ненависть. Он не сразу осознал, что именно я вколола ему, но сейчас… я ощущала его взгляд, я ощущала его ненависть, я вдруг отчетливо поняла, что покину дворец не утром, а сразу после того, как все это закончится, потому что иначе…