И сейчас, когда наши глаза встретились… мир окончательно рухнул.
Мне казалось, я сумела собрать себя по осколкам, склеить свою оказавшуюся такой хрупкой психику, как склеивают разбившуюся хрустальную вазу… мне казалось, я вырвалась, перешагнула, прошла этот этап…
Я ошиблась.
Боль никуда не делась – она затаилась, спряталась, как змея под камнем, заползла в душу и просто ждала удобного момента, чтобы ударить, ударить с такой силой, что я онемела, не в силах произнести ни слова, не в силах пошевелиться, не в состоянии управлять своими чувствами, разумом, мыслями…
И казалось бы, сейчас, когда я отчетливо прочла в черных глазах Чи отголосок собственной боли, мне должно было бы стать легче, но не стало. Лучше бы он был счастлив. Лучше бы он светился от счастья, как та, что держалась за его локоть. Лучше бы…
Но наша вселенная рушилась одновременно.
Моя, едва собранная по осколкам, и его, казалось бы монолитная, с невестой, высоким положением и прекрасными перспективами как в будущем, так уже и сейчас. Он должен был быть счастлив, но я смотрю в его глаза и вижу то, что ощущаю сама, – безнадежность. Глухую, полную тоски и осознания, что лучше уже не станет, безнадежность.
Это и отрезвило.
Я не хотела, чтобы ему было больно. Все что угодно, любую боль я готова была выдержать сама, но он… Я не хотела, чтобы ему было больно.
И это был мой выбор – шаг от любви до ненависти сделала я.
И реальность начала накатывать волной, вспышками камер, словами министра Эвертан, которые я должна была переводить… Одна маленькая проблема – я онемела от боли. Слова перевода, они застряли где-то в горле горьким комом, но отчаяние… Я познала слишком много его граней, чтобы не суметь справиться сейчас.
Бывало и хуже, Кей, бывало и хуже. Ты сильная, ты выдержишь.
Поклон, традиционный, яторийский, и я начинаю переводить тому, кто в переводе не нуждался… – Чи превосходно знал гаэрский. Но едва ли взглянув на министра, он глухо произнес на яторийском:
– Легко соблюдать этикет, когда сыт.
Я могла бы сдержаться, но не стала, и все так же глядя в пол, все в той же позе почтения, тихо ответила на яторийском же:
– Невеста и флайт, чем новей, тем лучше.
И, выпрямившись, с вызовом посмотрела на него.
Я видела, как мгновенно и угрожающе сузились его глаза, на хищном лице отчетливо проступили желваки, я помнила о том, что переводчик – суть инструмент, мне в принципе полагается молчать и только переводить, но… я не хотела, чтобы ему было больно, так же больно, как мне, и потому нанесла второй удар, произнеся на языке, которому меня обучил Исинхай и который, как выяснилось, Чи превосходно знал:
– За излишней скромностью скрывается гордость. Я искренне рада, что твоей невесте есть чем гордиться, ведь ты проводишь ночи в ее постели. Несомненно, соблюдай я традиции твоей планеты, украсила бы свою прическу такой же заколкой.
И серая муть отчаяния в его глазах медленно сменяется ненавистью. Был ли у него повод для ненависти? Чисто объективно – нет. Он сделал свой выбор, и я дала понять – я знаю, что он со своей невестой спит. Ложью было сообщить, что мне тоже есть с кем проводить ночи, но я солгала. В очередной раз.
«Мисс Рид!» – с яростью прошипела Барбара.
Работать, Кей, работать.
И я откровенно лгу министру инопланетных дел Гаэры о том, что господин премьер-министр Ятори искренне рад встрече. После перевожу ее слова, перевожу идеально правильно, несмотря на то, что превосходно знаю – он понимает каждое слово миссис Эвертан, и в принципе ему полагалось бы сообщить об этом, и тогда по протоколу мне следовало тихо исчезнуть и не мешать переговорам… Но Адзауро умел делать больно и потому всем своим видом продемонстрировал, что очень сильно нуждается в переводчике.
Добро пожаловать в пыточную, называется.
Я отгородилась от ситуации, как могла. Я заставляла себя безразлично следить за ситуацией, не позволяя туману слез росой опасть на ресницы. Я знала, что выдержу. Знала, что сумею выжить. Знала и убеждала себя в этом раз за разом, давно наплевав на чувство собственного достоинства, потому что… Адзауро не успокоился. И в плавную дипломатическую речь раз за разом врывались яторийские пословицы типа «И на жемчуге бывают царапины», «Глаза так же красноречивы, как и губы», «Гордыня ведет к поражению».
И получал в ответ жесткое: «Дровами огонь не тушат».
Удар, удар, удар.
Мы, как два гребаных дуэлянта, не могли остановиться, несмотря на свидетелей, несмотря на барьеры, несмотря ни на что.
– Мы всегда готовы пойти навстречу разумному шагу Гаэры. Кто он? – произносит Адзауро.
И это министр Эвертан не понимает ни слова на яторийском, а невеста Чи, сидящая рядом с ним, лишь удивленно вскидывает бровь, при всей своей сковывающей воспитанности не сумев сдержать эмоции.
А я… я перевожу фразу министру, затем озвучиваю ее ответ:
– Гаэра, в свою очередь, готова к любым инициативам Ятори. – И добавляю: – Не твое дело.