Они спускаются по лестнице, и Мэтт вспоминает, как однажды во время отпуска в Хейвене пятилетняя Кэти вышла на сцену спеть «Где-то над радугой». Я иду за ними, позволяя пульсу медленно вернуться в норму.
Айзек устраивает целый переполох, показывая наши места. Вокруг сидят семнадцатилетние дети, сжимая в руках изрядно потрепанные издания пьесы. Между страницами торчат цветные закладки.
– Когда нужны зрители для генеральной репетиции, мы рассылаем приглашения в местные школы, – объясняет Айзек, заметив, что я оглядываюсь. – Это помогает актерам получить подходящую публику, ведь «Двенадцатая ночь» всегда есть в учебной программе.
– Где ты задержалась? – спрашивает Саймон, когда я присаживаюсь рядом.
– Искала туалет.
Он показывает на дверь сбоку от зрительного зала, где ясно написано «Туалет».
– Попозже схожу. Они вот-вот начнут.
Мэтт сидит рядом со мной, от него исходит тепло, которое я чувствую, даже не прикасаясь. Прижимаюсь к Саймону, беру его за руку и шепчу:
– А если я ничего не пойму? Не читала Шекспира в школе и не имею ни малейшего понятия о том, что вы с Кэти обсуждали.
Он сжимает мою руку.
– Просто наслаждайся. Кэти не собирается спрашивать тебя об основных идеях пьесы, ей просто хочется услышать, что она была великолепна.
Это легко. Я знаю, что она будет великолепна, и уже собираюсь сказать ему об этом, но тут свет гаснет и в зале воцаряется тишина. Занавес раздвигается.
– Любовь питают музыкой, играйте [13]…
На сцене только один человек. Я представляла себе елизаветинский воротник и манжеты с оборками, но на актере узкие черные джинсы и серая футболка, а на ногах красно-белые кроссовки. Слова обволакивают меня, словно музыка. Я понимаю не каждую реплику, но наслаждаюсь самим ее звучанием. А когда появляется Кэти с двумя матросами, едва не вскрикиваю от волнения. Дочь выглядит потрясающе в облегающем серебристом топе и с волосами, заплетенными в замысловатую косу, переброшенную через плечо. Ее юбка порвалась во время кораблекрушения, которое только что обрушилось на нас грохотом звуковых эффектов и миганием огней.
– Мой брат в Элизии. А может быть, и спасся он случаем; как думаете вы?
Приходится напоминать себе, что это Кэти. Она не пропускает ни одной подачи и, даже когда молчит, заполняет собой весь зал. Хочется наблюдать за ней и только за ней, но история захватывает меня, остальные актеры бросают друг другу реплики, будто сражаются, и победит тот, за кем окажется последнее слово. Удивляя саму себя, я смеюсь, а затем оказываюсь тронутой до слез.
– У вашей двери сплел бы я шалаш.
Ее голос разносится по безмолвному залу, и я понимаю, что затаила дыхание. Видела и школьные спектакли Кэти, и то, как она репетировала отрывки перед прослушиванием, и как пела на конкурсах талантов в летних лагерях. Но это совсем другое. Сейчас от нее дух захватывает.
– Меж небом и землей
Вы не могли б найти себе покоя,
Пока бы не смягчились.
Я сжимаю руку Саймона и смотрю налево, где Мэтт ухмыляется так, что вот-вот лопнет. Интересно, он сейчас видит ее так же, как я? «Практически взрослая», – частенько произношу, рассказывая кому-нибудь о Кэти, но теперь понимаю, что тут никакого «практически». Она взрослая женщина. И неважно, правильные принимает решения или нет, это ее выбор.
Мы бешено хлопаем, когда на сцену выходит Айзек, чтобы сказать: «А вот тут будет антракт», смеемся во всех нужных местах и сочувственно молчим, когда осветитель, перепутав сигналы, погружает Оливию и Себастьяна в темноту. К финальному занавесу я умираю от желания вскочить с места и отыскать Кэти. Гадаю, отведет ли нас Айзек за кулисы, но тут Кэти выбегает на сцену и спрыгивает к нам в зал. Мы окружаем ее, и даже Джастин говорит: «Было ничего так».
– Ты была потрясающей… – У меня на глазах слезы, я моргаю, стараясь от них избавиться, смеюсь и плачу одновременно. Хватаю Кэти за руки и повторяю: – Ты была потрясающей!
Она обнимает меня, и я чувствую запах грима и пудры.
– Никаких курсов секретарей? – спрашивает Кэти, поддразнивая меня, но я отпускаю ее руки и обхватываю ладонями подбородок дочки. Ее глаза блестят, она никогда не выглядела такой красивой. Большим пальцем стираю пятнышко грима.
– Нет, если это не то, чего ты хочешь.
Замечаю удивление на ее лице, но сейчас не время для подобных разговоров. Я отступаю в сторону, давая и остальным возможность выразить ей свое восхищение, а сама греюсь в отраженных лучах ее славы. Краем глаза замечаю, что за Кэти наблюдает Айзек. Он ловит мой взгляд и подходит.
– Разве она не великолепна? – говорю я.
Айзек медленно кивает, и, словно почувствовав его внимание, Кэти поднимает взгляд и улыбается.
– Настоящая звезда, – произносит Айзек.
25
Центр видеонаблюдения Лондонского метрополитена до сих пор пах новым ковровым покрытием и свежей краской. Двадцать настенных мониторов смотрели на столы, за которыми сидели три оператора. Джойстиками и клавиатурами они ловко переключали изображения с камер. В углу располагалась дверь в монтажную. Там отснятый материал можно было записать, улучшить и передать следователям.