– На сайте продается информация о маршрутах женщин: по каким линиям метро они добираются до работы, в какие вагоны садятся и тому подобное. Полицейские связали этот сайт по меньшей мере с двумя убийствами и несколькими другими преступлениями.
Я не рассказываю им о Люке Фридланде. Не хочу, чтобы Саймон беспокоился обо мне еще сильнее, чем сейчас.
– Почему ты мне не говорила?
– Господи, Зоуи!
– Мам, ты в порядке?
– Полицейские знают, кто за этим стоит?
Выставив перед собой ладони, принимаюсь отбиваться от вопросов:
– Со мной все в порядке. Нет, они не знают. – Смотрю на Саймона. – Не говорила, поскольку посчитала, что на тебя и так много всякого навалилось.
Не упоминаю о сокращении – только не перед остальными, – но он кивает, показывая, что понял. И тихо произносит:
– Нужно было мне сказать.
– А что делает полиция? – снова спрашивает Мелисса.
– Сайт, видимо, практически неуловимый. Что-то там про прокси какое-то…
– Прокси-сервер, – говорит Нил. – Вполне разумно. Входишь в систему через чужой сервер, чтобы тебя нельзя было обнаружить. Я бы удивился, обрадуй такое полицию. Извини, это, наверное, не тот ответ, который тебе нужен.
Так и есть, но именно к этому ответу я уже начинаю привыкать. Мы едем по мосту Ватерлоо, и я гляжу в окно, позволяя остальным обсуждать сайт, будто меня и рядом нет. Они ломают голову над теми же вещими, которые я выясняла у полицейских. Ходят по тому же кругу, что и я не так давно. Распаковывают и изучают мои страхи. Анализируют их забавы ради, словно сюжет «Жителей Ист-Энда» [12].
– Как думаете, откуда они вообще узнают о том, как люди добираются до работы?
– Наверное, следят за ними.
– Но ведь нельзя же за всеми следить?
– А мы можем сменить тему? – произношу я, и они замолкают.
Саймон смотрит на меня, стараясь убедиться, что всё в порядке. Я слегка киваю. Джастин глядит прямо перед собой, но его кулаки сжались, и я мысленно отвешиваю себе пинок за то, что так легкомысленно рассказала о сайте. Мне следовало сесть с детьми наедине, объяснить им всё, дать возможность высказаться. Тянусь к Джастину, но он напрягается и отводит от меня плечи. Нужно будет найти спокойную минуту и поговорить с ним после спектакля. По улице поодиночке и парами идут люди, прячутся под зонтами, натягивают капюшоны на растрепанные ветром волосы. Никто не оглядывается, никто не проверяет, есть ли за ним слежка, поэтому это делаю я.
Театр на Руперт-стрит снаружи не похож на храм Мельпомены. Шумный паб по соседству полон молодежи, а у театра даже нет окон на улицу. Кирпичный фасад выкрашен в черный цвет, а на двери висит афиша «Двенадцатой ночи».
– Кэтрин Уокер! – визжит Мелисса, указывая на крошечную надпись внизу.
– Наша Кэти настоящая актриса, – усмехается Мэтт.
На секунду кажется, что он собирается обнять меня, и я делаю шаг в сторону. Мэтт грубовато толкает меня в плечо, как будто здоровается с коллегой-таксистом.
– Она ведь правильно поступает, да? – взволнованно спрашиваю я.
Пусть ей не платят, пусть театр на Руперт-стрит на самом деле лишь старый склад с самодельной сценой и рядами пластиковых сидений, но Кэти делает именно то, о чем всегда мечтала. Я ей завидую. Не ее молодости или внешности – что люди часто приписывают матерям, – а вот этой страсти. Пытаюсь представить то, что меня бы так захватило. И смогло бы увлечь.
– А у меня в ее возрасте была страсть? – тихо, чтобы никто не услышал, спрашиваю Мэтта.
– Чего?
Мы толпой спускаемся по лестнице, но мне нужно получить ответ на свой вопрос. Моя индивидуальность как будто ускользает прочь, сводится к поездкам до работы, которые кто угодно может купить на веб-сайте. Тяну Мэтта за руку, заставляя его отстать от остальных. Мы стоим в тени лестницы, и я пытаюсь ему объяснить:
– Было во мне что-нибудь вроде увлеченности Кэти актерским ремеслом? Когда она об этом говорит, то становится такой
Он пожимает плечами, не понимая, что я имею в виду и почему это вдруг стало настолько важно.
– Тебе нравилось ходить в кино. Мы кучу фильмов пересмотрели, пока ты была беременна Джасом.
– Я о другом. Это ведь даже не хобби.
Уверена, что просто позабыла, но где-то глубоко внутри меня живет та самая страсть, которая меня определяет.
– Помнишь, ты сходил с ума по мотокроссу? Все выходные проводил на треке или ремонтировал мотоциклы. Тебе это безумно нравилось. Разве у меня не было чего-то такого, что я любила больше всего на свете?
Мэтт подходит ближе, от него знакомо и успокаивающе пахнет сигаретами и мятными леденцами.
– Меня, – тихо произносит он. – Ты любила меня.
– Вы двое идете? – Мелисса бежит вверх по лестнице, затем останавливается, держась одной рукой за перила, и с любопытством смотрит на нас.
– Извини, – говорит Мэтт. – Мы просто путешествовали по тропинкам памяти. Ты не удивишься, узнав, что наша Кэти всегда любила быть в центре внимания.