Я так тебя ждала

Давление, температура — все было в пределах нормы. А вот пульс… Она явно просто утонула в своих переживаниях и никакие слова пока действия не возымели. Родители навещают ее каждый день, после они она вроде бы немного веселее, но едва она остается со своими мыслями, как снова начинает погружаться в страдания.

— Спина болит? — спросил я.

— Очень…

Ну да, как раз сейчас боли должны стать заметными. Но они будут еще сильнее. Тебе придется пройти ад, девочка. И то, что она будет испытывать такую боль, меня совершенно не радовало, но иного пути у нас с ней нет.

— Это сейчас нормально, — пояснил я. — Тебе с сегодняшнего дня уже начнут лечение спины. Обезболивающее тоже будем давать, но придется потерпеть.

— Ради чего? — тихо спросила она. — Я все равно не встану больше. Моя жизнь разрушена и кончена. Не стоит вам со мной нянькаться, — коротко глянула она на меня. — Я этого не заслуживаю.

— Никто с тобой не нянькается, — ответил я. — И уж прости, но я очень дотошный врач, и своих пациентов лечу так, чтобы был максимально положительный результат. И тебя это не обойдет.

— Я все равно не встану, — повторила она. — Вы мне просто побоялись сказать, что теперь я навсегда останусь овощем в кровати.

Я протянул руку и коснулся ее подбородка. Развернул его к себе.

— Послушай, девочка, ты зачем так рано ставишь на себе крест? — спросил я ее, вглядываясь в голубые глаза, в которых появилась оторопь из-за того, что я снова нарушил ее личное пространство. И нарушил границы врач-пациент… Она почти не дышала, молча смотрела на меня. Какая она трогательная… И красивая. Нельзя пациенткам быть такими красивыми. Не к добру это. Но ни голосом, ни видом я не подал своей странной реакции и мыслей в голове… — Никаким овощем ты не будешь, я тебе не лгал об этом. Ты встанешь, я сделаю для этого все возможное и невозможное, найду лучших врачей для тебя. Только прекрати себя изводить, ты слышишь меня? Ты осталась в этом мире, переживала такую страшную аварию — значит, тебе рано от нас уходить туда, где всем лучше. Не торопись себя заживо хоронить. Твои мышцы не умерли, они способны восстановиться. Это не будет легко и приятно, но ты поправишься и встанешь. Ты мне веришь?

— Д-да… — тихо выдохнула она одними губами.

Я убрал руку и немного отодвинулся.

Еще немного и меня понесет совсем не туда.

Она очень красивая, и даже такая переломаная и несчастная странно на меня действует.

Я смотрел на ее губы.

Нет, такие контакты себе позволять нельзя. Я и так уже много раз себе позволил с ней лишнего.

— Вот и верь мне, — сказал я ей. — И слушайся. Не надо так сильно плакать. Это подрывает твои силы на выздоровление. Каждый раз, когда хочется плакать, помни о том, что шансы на выздоровление у тебя очень высокие, нужно только время на это. И силы. Твое состояние неприятное, но ты тут не одна, за тобой уход хороший, и главное — это временно. Слышишь меня, Лада?

— А зачем вам это надо? — спросила она.

— Что именно?

— Уговаривать меня. Вы же давно вышли за рамки просто моего доктора…

Да, вышел. И умная девочка, конечно, это видит и чувствует. Только объяснения этому у меня нет.

— А на этот вопрос я тебе отвечу после того, как ты станцуешь.

Я встал со своего места и покинул палату, не позволив ей больше задавать мне никаких вопросов.

23

— Тони, загляни ко мне, — набрал я внутренний номер психиатра клиники. — Нужна твоя консультация.

Я, конечно, ее попытался убедить, что все нормально будет, но достичь этого будет непросто. И больно. Очень. Ей…

— Звал, Константин? — заглянул в кабинет психиатр спустя минут пять после моего звонка.

— Да… Проходи, — указал я на свободное место на диване рядом с собой.

Он сел и внимательно смотрел на меня.

— Лада Воронцова, — назвал я имя девушки. — Помнишь такую пациентку?

— Да-да, конечно, — кивнул доктор. — После аварии. Маленькая птичка, которая в одночасье лишилась многого… Помню, помню. Как она? С препаратами ей легче, не правда ли?

— Да, легче, — ответил я задумчиво. — Вы отлично подобрали лекарство. В вопросах психиатрии вам нет равных во всем штате. Да и за его пределами тоже.

— Приятно слышать похвалу от вас, доктор Старков.

— Но мне кажется, что, возможно, их ей недостаточно? — спросил я. — Может быть, что-то еще серьезнее нужно?

— Опять плачет?

— Вчера была истерика, еле успокоили. Кололи снотворное.

— Плохо, — сказал Тони. — Но ничего необычного нет в ее состоянии. Такие срывы еще будут. В стабильное состояние сразу она не придет даже с препаратами.

— То есть, повода волноваться нет, ты считаешь? — почесал я затылок.

— Нет.

— А чего ж она так рыдает горько до сих пор?

— Женщина. Ей больно, — ответил он. — И пока еще будет долго больно. Потеря ребенка для девушки — очень серьезная беда. Да еще и жених оставил… Прямо в этот момент.

— Козлина, — не выдержал я и выругался. — Так она считает, что еще из-за этого он ее бросил. Не смогла, не выносила, не родила.

— Конечно.

— Я и говорю — козлина. Нашел время, урод… Так, это все лирика. В целом состояние соответствует психически здоровой личности?

— Да. Но если вы хотите, я, конечно же, ее еще раз осмотрю.