Я так хочу

– Может, Джошуа? Он будет готов через пятнадцать минут. Успеем. Возьмём крупный план, а потом...

– Валяйте, – отозвался Кит, заметив периферическим зрением партнёрш по кадру.

Девушки ворвались на подиум ароматной горячей волной. Двенадцать аппетитных футов пристроились посреди кровати. Модели поправляли на груди прозрачные туники, трогали в волосах венки из лилий, смеялись. Глянцевые ноги нервно играли, то подбирались под юбки, то перепутывались загорелыми лодыжками.

Кит заставил себя отложить телефон:

– Близняшки?

Бразильянки захихикали, протянули шоколадные ладони:

– Мы – двойняшки! Стелла! И Серена!

– Привет.

– Исключено! – вмешался режиссёр в церемонию знакомства, энергично помотал головой, потянул носом:

– Слышите? Кларк ты слышишь? Это феромоны! Погляди на них. Тут уже химия. Джошуа все испортит. Мне нужна твоя энергетика Крис. Твоя пластика. Камеры любят её не меньше, чем правильные углы твоего черепа.

– Отлично. Я и мой череп не возражаем.

Кларк оторвал взгляд от знойных амазонок, хохотавших в подушках, дёрнул прядь и посмотрел на солнце. Режиссёр задумчиво пожевал жвачку, сплюнул в сторону:

– Зови Роба! Пусть правит сценарий. Упор на эмоции, отдельные части, фрагменты. Минимум общего плана. Пусть будет много крупных деталей. Потом соберём воедино. Ясно?

Кит выгнул брови:

– Кто бы подумал, что разобранное на детали дерьмо лучше пахнет.

– Что?

– Говорю, крутые вы, парни!

– Ещё бы!

Кларк поднял рупор и гаркнул:

– Работаем! Посторонние, покиньте съёмочную площадку!

– Давайте притрёмся, – режиссёр прилип к глазку объектива. – Мы поищем ракурсы. Твоя задача, Крис, возжелать эти сладкие булочки. Представь, что одна, например, Грэмми, а вторая скажем...

– Пальмовая ветвь. Я видел сценарий.

– Хорошо! Проведи рукой по её плечу! Да! Вот, так! Пробуй импровизировать! Отлично! Узнай её!

Пять часов Кит валялся в огромной кровати, плотоядно разглядывал и трогал прелести нимф. Пальцы скользили по коже предплечий, разогретой лучами прожекторов. Облако белого газа вздыхало под вентиляторами, волосы моделей липли к лицу.

Вдыхая чуть терпкий женский запах, Кит думал о фестивале. Возьмёт "Прыжок" награду? Кто вправе оценивать его?

Он завис над партнёршей в положении «планка», повернул голову. Масляной взгляд зафиксировался на второй девушке. Камера пялилась в лицо. Долго. Усталые глаза резал свет. Предплечья окаменели, мышцы вздулись от напряжения.

– Чёрт! Вы там страсть снимаете или фиксируете спортивный рекорд?

Кит перекатился на спину и заслонился ладонью от солнца. За монотонным галдежом в десяти шагах разговаривали волны. Море наступало. Все ближе подбиралось к павильону, обещая к вечеру, затопить притон креатива, похоронив под собой уродливую конструкцию.

– Вернись в кадр, Крис!

Кит не шевелился, мысленно видел уже другое море и лица. Набережную Круазетт заполонили люди. Толпу различал отчётливо, но ступени Дворца фестивалей терялись в тумане.

Затылок тронуло волнение. Но о награде Кит не думал. Награды ничего не значили. Он хотел видеть склонённые в почтении головы у безымянной могилы безвестного солдата. Одного из многих павшего в чужой войне. Но многие не интересовали – только один.

И Кит склонит головы жури... или сложит. Отец получит чёртову панихиду, которую ему задолжали и сытые европейцы в том числе.

Отдуваясь, режиссёр вытер платком лоб, сделал знак оператору менять ракурс. Раздражённо гаркнул осветителям:

– Да что вы за гусыни?! Двигаетесь!

Кит вновь откинулся на подушках. Принял красоток в объятия. Глядя попеременно то в одно, то в другое запрокинутое лицо, искал причину внутреннего беспокойства. Колебания редко досаждали. Точнее – никогда. Он просто принимал решения, а потом следовал ему.

Что с ним происходит?

Он осторожно прикусил полную, тёмную от густой крови губу, слегка оттянул зубами. Тело механически реагировало на команды с площадки. Круглые бёдра прижались к его левому боку. Острая коленка взобралась на живот. В кожу впился треугольный флакон зелёной воды от Форда.

Кто там в жури? Кит не знал даже список номинантов. Никогда не интересовался соперниками, но сейчас хотел видеть, этот чёртов список.

– Принеси телефон! – бросил он кучерявому в гавайской рубахе.

Запуская пятерню в редкую гриву, режиссёр обернулся к помощнику:

– Ну, чего вытаращился?! Мы никогда не снимем этот грёбаный ролик! Живо тащи! Пять минут перерыв!

Кит отрывисто надиктовал указание Суин, рассеянно поглаживая подставленную ладонь и гуляя взглядом то по возвышенностям перед носом, то по золотисто-лиловым облакам над горизонтом.

– Кто займётся речью? А кто ей обычно занимается?

Выслушав ответ, он расхохотался и сел. Мягко выпутался из загорелых лиан рук и ног, вызвал нового абонента:

– Подготовь к утру благодарственную проповедь, – не дав голосу в динамике набрать мощь, перебил: – Считай себя уволенной завтра, а сейчас пиши. Как успеешь?

Он почесал челюсть и вытянул шею, подставляя физиономию под кисти "бобрика". В голову вцепился парикмахер, щедро распыляя над макушкой струю лака, словно отгоняя насекомых.