Я так хочу

– Ой, не ври! У тебя на зависть густая шевелюра, – протянув стакан с джином, она устроилась на подлокотник, взъерошила макушку: – Похоже, ты не планируешь седеть.

– Не заигрывай со мной, если не готова, расстаться с этой красной кишкой.

– Фи! Ну, хватит! Отличное же платье! – Эшли звонко рассмеялась. – Поведай мне, отчего тебе негде спать?

– Не в курсе, что меня продинамили? Радует, – движением кисти Кит отправил содержимое стакана в рот. – Видишь, не ты одна пренебрегла мной. Боюсь, скоро придётся сменить, чёртов, статус. И не только в Твиттере.

– Ты говоришь о вдове Олсен?

– Будто мне есть ещё о ком говорить.

– Сам виноват. Ты настоящий мизантроп. Лина удивительно долго держалась. – Эшли неторопливо пригубила вино. – Мне очень жаль её.

– Что? – вскинулся Кит. – С чего бы это?

– Так, размышляю.

– Сменим тему, – велел он.

– Почему, дорогой? – она ласково изучала его лицо.

– Я ухожу, – он дёрнул шнурки.

– Не нужно, Кит, – проговорила Эшли, мягко отняла от ботинок его пальцы, задержала в ладонях: – Я больше не буду ходить по твоему минному полю, оставляю его тебе. Когда-то, ещё очень не скоро, я буду старухой и, возможно, мне захочется, составить эту взрывоопасную карту. Но не теперь. Поговорим о другом...

Эшли бросила взгляд на экран его мобильного, ожившего вызовом Марии. Кит перевёл телефон в бесшумный режим.

– Почему ты не живёшь у себя? Серый дом на Голливудских холмах мечтает проглотить и не подавиться жёлтая пресса. Говорят, под мраморной лестницей прорыт длинный лаз, чтобы ты мог тайком видеться с женой мэра, ты это слышал?

– Слава богу, не приходилось, – Кит расслабил деревянную спину, уставился в дно бокала: – Не хочу мешать ей.

– Ты говоришь о матери.

– Да.

– Ладно, Кристофер, в конце концов, это твоё дело, – помолчав, вздохнула Эшли, и снова сменила тему: – Как фильм?

– Я доволен им, – проговорил глухо, едва разомкнув рот. Хотел рассказать больше, но не находил слов. Верных. Единственное дело, которым гордился. Он отдал ему всё. И не мог обсуждать.

Это был памятник отцу.

Иногда Кит задумывался, как могла сложиться жизнь, будь жив этот сильный, принципиальный мужчина, чей образ сложился из семейных фотографий, старых писем и военных архивов. Был бы он тем, кем есть? Мужчина, нарисованный воображением, гордился бы сыном?

Кит невесело улыбнулся. Столько лет играет в одну игру, и каждый раз в грудине саднит. Остатками джина смыл во рту горечь, позволил векам отяжелеть. Болтая приятным низким контральто, Эшли убрала верхний свет.

Отпуская мышцы и разжимая пальцы, Кит слушал все рассеяннее. Эшли Снайпс была хорошей любовницей. Одной из многих. Но только ей удавалось, заставить его расслабиться. Единственная, с кем мог провести ночь. Не считая, жены.

Часть 2 Глава 6

Кит старался отключиться от назойливой трескотни. Радужно-глянцевый журнал мельтешил вверх-вниз, нервируя боковое зрение. Овевая левый висок запахом пудры и духов, Кимберли энергично обмахивала лицо и строила планы выходных в Канкуне. Он отвернулся к иллюминатору. Глаза слезились от сухого воздуха. Искрящееся небо, казалось, зависло над убийственно белыми айсбергами облаков. А женский голос все нарастал, перекрыл гул двигателя и больно ворвался в черепушку.

Протянув руку, Кит рванул на себя смуглое запястье. Кики вскрикнула, неуклюже плюхнулась ему на колени. Из разверзнутого рта полилась протестная сирена. Он заткнул точку выхода злыми губами, задрал на голову юбку, стиснул пятерней телеса поверх кружева чулок. Вырываясь, она пыталась ругаться. Но Кит ещё глубже затолкал язык в мягкое горло.

– Пре-кра-ти! При-дурок!

Над креслами раздался дружный гогот. Как резвая кобылица Кики отскочила, оттирая помаду с пунцовых щёк, и не замечая сиреневых ноздрей. Дрожащие пальцы вернули мятую ткань на оттопыренный, словно кофейный столик, зад.

– Кобель!

– Сходи, погуляй, – посоветовал Кит.

Смахнув с лица волосы, Кимберли сжала кулаки, спотыкаясь на ходулях, засеменила в хвост самолёта. Она забилась в кресло позади храпящего тур-менеджера, бросила грязную реплику на пьяное предложение Риверы, попользоваться его толстотелым кабелем, и до конца полёта больше не произнесла ни слова.

Звукорежиссёр с помощником, двое техников и Стюарт не замечали тестостеронового веселья в салоне. Гротескные фигуры нависли над столом и как безграмотные аборигены пялились на план концертного зала.

Хигс поводил карандашом, поставил в центре крестик. Тим покачал головой. Звукорежиссёр кивнул. Негромко переговариваясь, они снова заспорили, маневрируя мобильными и зажигалками, имитирующими колонки и микшеры, рисуя, стирая, и снова наводя крестики.

Кит прикрыл глаза ладонью. Он не видел смысла в их действиях. Неудобный зал спортивной арены распределял звук по кругу. Как ни размести технику – выйдет дерьмо. Правильный звук долетит до горстки зрителей у операторского пульта, остальные услышат обрывки слов, гул и эхо. Аллилуйя не случится.