Я спас СССР! Том IV

По выходе из душа меня ожидает стакан сока и очищенный апельсин. Вика ловко орудует небольшим кухонным ножом, явно принесенным из дома, мелко нарезая яблоко в большую фарфоровую чашку.

— Вот сейчас залью яблоко кипятком, потом добавлю туда дольку лимона и чайную ложку меда — получится очень полезный напиток. Нам с сестрой мама всегда так делала, когда мы болели. Но сначала анализ крови натощак сдашь.

— Викусь, ты хоть толком поспала сегодня? Смотрю, вечером еще и на Таганку заезжала?

— Успею потом выспаться — машет рукой моя красавица — мне сейчас главное тебя на ноги поставить. Скоро придут кровь брать на анализ, через полчаса завтрак, потом обход врача. Температура у тебя небольшая, думаю, Тамара Семеновна еще какую-нибудь физиотерапию в дополнение к уколам и таблеткам назначит.

Да уж… жена — медик, это вам не фунт изюма, веселая меня семейная жизнь ожидает.

Я смотрю в лицо Вике и решительно отставляю чашку:

— Рассказывай, что случилось.

Невеста отводит глаза, но потом все-таки сквозь силу произносит:

— В общаге девчонки болтали, что Хрущев вчера вечером умер…

Я тянусь к радиоточке, щелкаю выключателем. Играет подозрительно траурная музыка. Кажется, что-то из Бетховена.

— Соседка рассказывала — Вика взяла чашку с взваром, помешала ложкой кусочки яблока — что парни «голоса» ночью слушали…

Черт! Неужели уже и на Запад утекло?!

— И что там говорят?

— Ничего конкретного: в Кремле обострилась борьба за власть, Хрущев умер не приходя в сознание.

Я погружаюсь в тяжелые раздумья. Выходит я своими действиями можно сказать убил «волюнтариста». Если бы не мое вмешательство в историю, Никиту мирно бы отправили на пенсию и он прожил бы еще семь долгих лет в окружении семьи и внуков. Да, его бы прослушивал Комитет, сидел бы Хрущев на даче фактически под домашним арестом. Но это все лучше, чтобы умереть вот так, даже не попрощавшись с родными. Стоят ли быстрые перемены в судьбе страны жизни пусть и плохого ее правителя, но все же живого человека?

— О чем ты, Леша?

— Так, о своем, наболевшем — я даже не заметил, как произнес вслух последнюю мысль

— Все, хватит о плохом — Вика машет градусником — Приступаем к лечению!

Вся первая половина дня наполнена у меня больничной суетой. Только и успеваю, что выполнять распоряжения врача. Тамара Семеновна в Вике души не чает — все ее назначения выполняются безукоризненно и в срок, пациент Русин находится под строгим и неусыпным контролем. Заметно, что моей невесте все это привычно, в больнице она чувствует себя, как рыба в воде. С детства рядом с мамой — врачом, да и сама Вика медик от бога.

Днем выглянул в окно, посмотреть, как там погода, и обомлел — в парке под окнами растянут большой транспарант из белого полотнища: «Русин, выздоравливай, мы тебя ждем!». Приятно, конечно, чего уж говорить… Но перед другими пациентами все же неудобно, теперь вся больница будет знать, что здесь лежит «тот самый Русин».

А ближе к обеду ко мне пришел первый посетитель — Марк Наумович. И конечно, не с пустыми руками. Разве Мира Изольдовна могла допустить, чтобы «бедный больной мальчик» умер с голода?

В ярком китайском термосе, укутанном в пуховый платок, мне был доставлен живительный «еврейский пенициллин» — душистый куриный бульон, сваренный из домашней курицы с различными кореньями и специями. Вика радостно расцеловала Когана в обе щеки и тут же налила мне полную чашку божественно пахнущего супа. К бульону прилагались слоеные пирожки — бурекасы. С начинкой из картофельного пюре вперемешку с грибами.

— Такая вкусная домашняя еда самого тяжелого больного на ноги поставит! — я пытаюсь улыбаться, но Марк Наумович в ответ только тяжело вздыхает

— Так это правда? — спрашиваю, откладывая ложку — Никита Сергеевич умер?

— Да, на Пленуме вчера вечером объявили.

— Кто назначен Председателем похоронной комиссии? — тут же задаю я наиважнейший вопрос

— В корень зришь — печально кивнул Коган — Пока никто. Рашидов предложил Микояна. Мезенцев — Гагарина.

Вот собственно и сразу все ясно. Тот, кто станет Председателем похоронной комиссии — тот и возглавит потом партию и страну. Так было и так будет. Значит, борьба на Пленуме сейчас в самом разгаре, медлить с назначением им нельзя — времени уже нет.

— Идея с Юрой — твоя что ли? — в лоб интересуется Марк Наумович

Я скромно киваю, снова набрасываясь на бульон.

— Ну ты… даешь! — Коган никак не может подобрать слова

Марк Наумович начинает рассуждать вслух: Юра — конечно, не член ЦК, зато депутат Верховного Совета и любимец народа. А главное, фигура нейтральная, не участвовавшая в партийных дрязгах — у него хотя бы врагов нет. А Микоян может и мягко стелет, но у него большая оппозиция на Пленуме — Фурцева, Аджубей, Косыгин, Мазуров…