Мне никогда не хотелось иметь брата или сестру. Мы были счастливы втроем. Конечно, оглядываясь назад, я понимаю, что мама, которая тоже была единственным ребенком в семье, как и отец, изо всех сил старалась, чтобы все было как положено. Выходные мы проводили вместе. Мы собирали ракушки на пляже. Однажды мама нашла особенно красивую со всеми оттенками перламутра, переливающимися внутри, и подарила мне для моей специальной «шкатулки с сокровищами». Папа изготавливал мне воздушных змеев из пробкового дерева и оберточной бумаги. Мы складывали пазлы – одно из его увлечений, хотя мама повторяла, что они ей до смерти надоели. Мы подолгу гуляли на природе вдоль побережья. Мама часто рассказывала мне истории о своем детстве в Уэлльсе. «Как же я скучаю по тамошним долинам», – мечтательно вздыхала она. Когда я поступила в среднюю школу и получила роль Нэнси в рождественской постановке мюзикла «Оливер!», мои родители оккупировали десять первых рядов вместе со всеми своими знакомыми. «Думаю, ты унаследовала этот актерский дар от моей матери! – гордо сказала мама. – Она бы тебя обожала! Мама участвовала во всех любительских драмкружках. Хотела стать настоящей актрисой, но потом появилась я».
Бабушка умерла еще до моего рождения, но мне понравилась мысль, что я продолжаю традицию. Более того, я намеревалась пойти дальше. Это не было моим хобби. Я нацеливалась на то, чтобы пробиться в профессиональные актрисы. Но все равно, возможно, не решилась бы без поддержки нашего учителя по английскому языку, который ставил этот ежегодный мюзикл.
«Это суровый мир, но я не вижу, почему бы тебе не попробовать, – сказал он мне, когда я училась в шестом классе. – Кто-то должен преуспеть, так почему не ты?»
Очевидно, из-за этой его веры в меня, как и веры моих родителей, я удивилась меньше, чем следовало бы, когда меня приняли в одну из известных театральных школ. Я была на пути к своей мечте! Не могла дождаться отъезда, собирая свои вещи так поспешно, что натянутость в отношениях между мамой и папой списала на то, что они уже готовятся по мне скучать. «Не волнуйтесь! – весело объявила я. – К Рождеству я буду дома!»
На что я никак не рассчитывала – так это на то, что мамы там уже не окажется.
Отец сообщил эту новость по телефону, перед тем как мне предстояла проба на роль Порции в нашей первой студенческой постановке «Венецианский купец». Ошеломленная, я вложила все горе и гнев в своего дерзкого персонажа. «Ты играла потрясающе! – заметил один из студентов, когда я ушла за кулисы. – Так реалистично!»
И только потом в общежитии я позволила себе дать волю слезам. Он обнимал меня, пока я горько рыдала, а затем повел в паб выпить. Его звали Мэтью. Он был уже довольно зрелым студентом, на девять лет старше меня. Каникулы проводил в Америке, путешествуя, что звучало для меня очень по-взрослому. Но самое главное – Мэтью понимал мое горе. В подростковые годы после развода родителей он жил то с матерью, то с отцом. «Наверное, это было ужасно», – заметила я.
У него выступили слезы. «Еще бы. – Мэтью обхватил мое лицо ладонями, глядя мне прямо в глаза. – Ты научишься с этим жить. Я тебе помогу».
Крыльцо отцовского бунгало, замечаю я теперь, стоя перед дверью и ожидая, пока он откроет на звонок, грязное, со следами ботинок на плитках, а в углу паутина. Я часто предлагала отцу хотя бы нанять домработницу, но он всегда противился. «Я пока еще в состоянии позаботиться о себе, спасибо большое!»
С годами подобные фразы только повторялись. «Пустая трата денег!» Или: «Я все сделаю сам!» Напрасно я подчеркивала, что с удовольствием оплачу расходы. «Очень мило с твоей стороны, но лучше прибереги эти средства для детей. К тому же я не хочу, чтобы посторонние копались в моих личных бумагах».
Но домработница могла бы присматривать за ним. За последние несколько лет его артрит обострился, и отец с трудом держался на ногах. А если он упадет? Из опасений я связывалась с социальной службой – они могли бы присылать кого-то помочь по хозяйству и все такое прочее? Оказалось, что его состояние чуть лучше, чем требуется для признания нуждающимся в помощи. А кроме того, даже если бы это было не так – я почти уверена, что отец скорее развернул бы незнакомцев на пороге, чем впустил в дом.
Сквозь стеклянную дверную панель я вижу его приближающийся силуэт. Отец открывает щель для писем со своей стороны.
– Кто там?
– Это я, Поппи.
– Поппи? – Слышен звук отодвигаемых засовов, затем дверь наконец отворяется. – Какой приятный сюрприз! – Он протягивает ко мне руки и заключает меня в крепкие медвежьи объятия.
Я обнимаю его в ответ, но внутренне очень волнуюсь. У него стало еще хуже с памятью?
– Это не сюрприз, папа. Я же сказала, что приеду. Я даже сообщила время прибытия поезда.
– Ничего ты не говорила! – Теперь я слышу в его голосе возмущение. Подобные перемены настроения повергают меня в глубокую грусть. Раньше отец был совсем другим.
– Ты сказал, что у тебя какие-то трудности, – говорю я решительно, входя в дом. Там пахнет гарью. Раздается пронзительный вой сирены. Похоже, я явилась вовремя.