Я - Русский офицер!

Ольгу можно было понять. Мужа расстреляли еще в сороковом, а она здоровая, красивая женщина не могла жить без настоящей любви. Хоть и была она верна памяти мужа, а все же природа, раз от разу брала свое. И болела тогда у нее душа, и сердце ныло от жуткой тоски. И проливала она по ночам слезы, вспоминая своего Ивана, и в тот миг ей казалось, что никогда ее тело, ее роскошная грудь, больше не ощутит мужской ласки. Не ощутит теплых мужских губ. Больше никогда она не сможет услышать удары сердца своего еще не рожденного сына и никогда не одарит своей бабской любовью единственного и самого дорогого ей человека.

В тот момент все женское общежитие наполнилось звуками хаоса. Бабы, взбудораженные событием, тащили, кто столы, кто скатерти, кто посуду. Другие после работы мылись, делали прически, готовили из своих запасов скудную закуску. Кто из своих стратегических закромов доставал самогон, кто туфельки, кто белые, еще довоенные носочки. Все это напоминало настоящий муравейник в предчувствии летнего дождя.

Валерка от такого внимания к своей персоне прямо оторопел. Он видел, как эти женщины радуются, словно он для них был и мужем, и сыном, и братом одновременно. Примерно через час все для торжественной встречи героя было готово.

— Ну, давай, старлей, не падай духом! Мое бабье царство ждет тебя! — шуткой сказал майор и, открыв дверь из комнаты матери, подтолкнул его в коридор.

— Я, Данилыч, боюсь, первый раз перед такой аудиторией мне придется выступать!

Вдоль коридора по обеим сторонам стояли женщины, разного возраста. Все они в эту минуты были удивительно нарядны и красивы. Судя по запаху нафталина, перемешанного с духами былых лет, все эти красивые вещи были вытащены из старых сундуков, и одеты ради одного этого момента. Бабы приветливыми улыбками и вздохами встретили дорогого гостя, при этом во все глаза жадно пожирали парня своими истосковавшимися по любви женскими взглядами.

Валерка оторопел. Майор подтолкнул его в спину, и когда тот сделал первый шаг, все общежитие зарукоплескало, словно известному артисту московской филармонии. Валерк, смущаясь, шел между шеренгами баб, а они, как одна трогали его руками, словно не веря в его материальное происхождение. В этот момент каждой из них хотелось прикоснуться к настоящему летчику, прикоснуться к настоящему герою, да и просто, к настоящему мужику.

— На сувениры, бабы, героя не рвать, парню еще фашистов бить! — сказал громогласно Данилович, и, словно под конвоем, провел Краснова в Ленинскую комнату.

Как только мужики уселись во главе стола, женщины с визгом, расталкивая друг друга локтями, ворвались в красный уголок и, гремя стульями, расселись за одним общим столом. Все замерли. В этот миг, в наступившей полной тишине, майор-инвалид, выдержав минутную паузу, сказал:

— Дорогие мои женщины! Бабоньки! Не каждый день мы можем собраться вот так за одним столом. Мы сегодня приветствуем сына нашей глубокоуважаемой Светланы Владимировны Красновой! Это скажу вам — радость! Это радость не только материнская, это радость общая! Наша советская радость! Это я скажу вам, всенародный праздник! И в этот праздник, я хочу выпить за него. За этого героя-летчика! За его подвиги, за его награды, и, конечно же, за его мать!

Майор взял со стола стакан с мутным кедровым самогоном и поднял над столом. Все женщины одобрительно зашушукались и, налив в свои рюмки, стаканы и даже кружки спиртные напитки, встали.

— За героя летчика! — сказал Семен Данилович еще раз, и залпом, стоя, выпил этот местный напиток.

Все женщины, улыбаясь Краснову, последовали примеру Семена Даниловича.

Валерка в эту минуту чувствовал себя довольно смущенно. Общее внимание женского коллектива придавало ему необыкновенную растерянность. Бабы, истосковавшись по мужику, завороженно глядели на него, стараясь не пропустить ни слова. Почти у каждой мужья отбывали наказание в лагерях ГУЛАГА, а многие, вырвавшись на фронт, уже давно сложили свои головы под Москвой и Белгородом. Но даже не это заставляло их всматриваться в Краснова, испепеляя его взглядами. В их внимании был вопрос, и они хотели именно от него слышать только один ответ — победим!

Тост за тостом поднимали бабы свои рюмки, и пили горькую, заливая водкой свое горе. Сейчас они все до одной завидовали Светлане Владимировне. Завидовали ее настоящему материнскому счастью. Завидовали какой-то неестественной, но все же «белой» бабской завистью. В тот момент, когда алкоголь в полной мере всосался в женскую кровь и грустные их глаза слегка засоловели, майор, стукнув вилкой о пустой стакан, вновь взял слово. Он встал и одной рукой, расправив складки под ремнем, вновь поднял стеклянный граненый стакан и бархатным голосом сказал:

— А теперь расскажи, расскажи нам старший лейтенант, как мужья, сыновья и братья этих женщин бьют этих фрицев! Расскажи! Расскажи, так чтобы дошло до самого сердца! До каждой женской души! Пусть знают, что победа близка и будет за нами, как говорит товарищ Сталин.