Я раб у собственной свободы… (сборник)

пока неподалеку нет уборных.

* * *

Забавно мне, что всякое деяние,

несущее то зло, то благодать,

имеет в этой жизни воздаяние,

которое нельзя предугадать.

* * *

Мой бедный разум не могуч,

а мысли – пепел и опилки,

и взора мысленного луч

ползет не далее бутылки.

* * *

Пока мы напрочь не угасли,

пока с утра щетину бреем,

душе полезно верить басне,

что мы нисколько не стареем.

* * *

При хорошей душевной погоде

в мире все справедливо вполне:

я – люблю отдыхать на природе,

а она – отдохнула на мне.

* * *

Сокрытое, но ярое кипение —

пожизненный, похоже, мой удел;

я даже одногорбое терпение

в себе не воспитал. Хотя хотел.

* * *

Оставя плоть в мешке замшелом,

душа летит за облака,

где Азвоздам с Барухашемом

играют с Буддой в дурака.

* * *

Хотя не атеист я с неких лет,

однако и не склонен уповать:

я верую не в то, что Бога нет,

но в то, что на меня Ему плевать.

* * *

Я в четыре коротких строки

научился укладывать внятно

все, что мне по уму и с руки

было в жизни текущей понятно.

И поэтому не было нужно мне

добавлявшее чувственный вес

тонкорунное нежное кружево

набегающих лишних словес.

* * *

Со старыми приятелями сидя,

поймал себя вчера на ощущении,

что славно бы – остаться в том же виде

при следующем перевоплощении.

* * *

Я все время шлю, Творец, Тебе приветы —

смело ставь на них забвения печать:

мне вопросы интересней, чем ответы,

и Ты вовсе не обязан отвечать.

* * *

Нам неизвестна эта дата,

но это место – вне сомнения:

земля и небо тут когда-то

соприкоснулись на мгновение.

* * *

Любить родню – докука

для всех, кому знакома

божественная скука

родительского дома.

* * *

Я в разных видах пил нектар

существования на свете;

когда я стал угрюм и стар,

меня питают соки эти.

* * *

Везде – пророки и предтечи,

но дух наш – цел и невредим,

под их трагические речи

мы пьем, гуляем и едим.

* * *

Я мысли чужие – ценю и люблю,

но звука держусь одного:

я собственный внутренний голос ловлю

и слушаюсь – только его.

* * *

Я старюсь и дряхлею, но – живу;

сменилась болтовня скупыми жестами,

и дивные бывают рандеву

с нечаянно попавшимися текстами.

* * *

Слегка бутыль над рюмкой наклоня,

я думал, наблюдая струйку влаги:

те, с кем недообщался, ждут меня,

но пьют ли они водку там, бедняги?

* * *

Когда теряешь в ходе пьянства

ориентацию и речь,

к себе привлечь любовь пространства

гораздо легче, если лечь.

* * *

Не стоит огорчаться, уходя:

конечно, жить на свете – хорошо,

но, может быть, немного погодя

я радоваться буду, что ушел?

* * *

Мне заново загадочны всегда

российской темной власти пируэты:

российские глухие холода —

не связаны с погодами планеты.

* * *

Я, по счастью, выучен эстрадой

и среди читателей присутствием:

душу надо прятать за бравадой,

чтобы не замызгали сочувствием.

* * *

Не добрый, но, конечно, и не злой,

судьбы своей посильный совершитель,

хотя уже изрядно пожилой,

но все-таки еще не долгожитель.

* * *

Под вечер чувствуя отвагу,

забыв про выпивку и секс,

поэт насилует бумагу,

чтобы зачать нетленный текст.

* * *

Какими быть должны стихи и проза —

диктуется читательской корзинкой:

всем хочется высокого серьеза,

чуть пафоса и меда со слезинкой.

* * *

Россия полностью в порядке,

и ждать не надо новостей,

пока вверху – не хрипы схватки,

а хруст поделенных костей.

* * *

Барды, трубадуры, менестрели —

все, в ком были дерзость и мотив, —

дивные выделывали трели,

чтобы соблазнить, не заплатив.

* * *

Об ущербе, об уроне, об утрате,

об истории, где зря он так охаян,

о единственно родном на свете брате —

горько плачется обычно каждый Каин.

* * *

Когда мы полыхаем, воспалясь,

и катимся, ликуя, по отвесной,

душевная пленительная связь

немедленно становится телесной.

* * *

Душа полна укромными углами,

в которых не редеет серный чад,

в них черти машут белыми крылами

и ангелы копытами стучат.

* * *

Лишь гость я на российском пировании,

но мучаюсь от горестной досады:

империя прогнила в основании,

а чинятся и красятся – фасады.

* * *

Дух упрямства, дух сопротивления —

с возрастом полезны для упорства:

старость – это время одоления

вязкого душевного покорства.

* * *

Стихи с поры недавней, вот ведь жалость, —

ушли куда-то, сгинули под лед,

и странно мне, что музыка осталась,

но слов уже на танцы не зовет.

* * *

Душевной доблести тут нет,

но не стыжусь я вслух признаться,

что я люблю не звон монет,

а тонкий шорох ассигнаций.

* * *

Бывает очень странно иногда,

как будто умирал и снова ожил:

какие-то в минувшем есть года,

которые не помню, как я прожил.

* * *

И гнетет нас, помимо всего —

бытия после смерти неясность;

очень тяжко – не ждать ничего,

легче ждать, понимая напрасность.

* * *

Покой наш даже гений не нарушит

высокой и зазывной мельтешней,

поскольку наши старческие души

уже не воспаляются хуйней.

* * *

Пора мне, ветхому еврею,

жить, будто я уже отсутствую;

не в том беда, что я старею,

а в том, как остро это чувствую.

* * *

Пустого случайного слова

порою хватает сполна,

чтоб на душу мне из былого

плеснула шальная волна.

* * *

Зябну я в нашем рае земном,

слыша вздор пожилых пустомель;

мы – сосуды с отменным вином,

из которого выдохся хмель.

* * *

У зла с добром – родство и сходство:

хотели блага все злодеи,

добро всегда плодило скотство,

а зло – высокие идеи.

* * *

Бурлит в нас умственная каша —

намного глубже понимания,