Я раб у собственной свободы… (сборник)

проистекает из того,

что мудро взвешенного слова

никто не жаждет от него.

* * *

Когда уже совсем невмоготу

общественную грязь месить и лужи,

срамную всюду видеть наготу —

остынь. Поскольку дальше будет хуже.

* * *

Я днем стараюсь лечь и отключиться,

хоть надобности тела в этом нет;

похоже, что и в роли очевидца

устал я пребывать на склоне лет.

* * *

А счастье – что жива слепая вера

в Посланца с ангелятами крылатыми,

и новая везде наступит эра,

и волки побратаются с ягнятами.

* * *

Таков сегодня дух науки,

и так она цветет удало,

что внуков будущие внуки

всплеснут руками запоздало.

* * *

Бывают сумерки – они

мерцаньем зыблются тревожным,

но зажигаются огни,

и счастье кажется возможным.

* * *

Что-то в этой жизни несуразной

весело, удачливо и дружно

вьется столько гнуси безобразной,

что зачем-то Богу это нужно.

* * *

Осталась только видимость и мнимость

того, что было стержнем и основой,

и жгучая висит необходимость

херни вполне такой же, только новой.

* * *

Зачем толку слова в бумажной ступе?

Я б лучше в небесах умом парил.

А может быть, на скальном я уступе

стоял и молча с морем говорил.

* * *

Текучесть у природы – круговая,

в истории – такая же текучесть;

Россия прозревает, узнавая

свою кругами вьющуюся участь.

* * *

Увы, порядок этот вечен,

и распознать его не сложно:

везде, где Бог бесчеловечен,

там человек жесток безбожно.

* * *

Все шрамы на природе – письмена

о том, как мы неправы там и тут,

и горестными будут времена,

когда эти послания прочтут.

* * *

Унимается пламя горения,

и напрасны пустые рыдания,

что плывет не заря постарения,

а густеет закат увядания.

* * *

Стоит жара, и лень амурам

в сердца стрелять, и спят они;

я Фаренгейта с Реомюром

люблю ругать в такие дни.

* * *

Зачем в устройство существа

повсюдного двуногого

Бог сунул столько бесовства,

крутого и убогого?

* * *

Душа моя во мне дышала

и много высказать хотела,

но ей безжалостно мешала

прыть необузданного тела.

* * *

Порой весьма обидно среди ночи,

что я не знаменосец, не герой;

ни язва честолюбия не точит,

ни жгучих устремлений геморрой.

* * *

Снова церковь – и в моде, и в силе,

но творится забавная драма:

утвердились при власти в России —

те, кого изгонял Он из Храма.

* * *

Когда пожухшее убранство

сдувает полностью с ветвей

и веет духом окаянства —

томится мыслями еврей.

* * *

Забавно, что в соседней бакалее

легко найти творение ума,

от порции которого светлее

любая окружающая тьма.

* * *

Скоро мы, как дым от сигареты,

тихо утечем в иные дали,

в воздухе останутся ответы,

что вопросов наших ожидали.

* * *

В горячке спора про художества

текущей жизненной картины

меня жалеют за убожество

высоколобые кретины.

* * *

Плывет, качаясь, наше судно,

руководимое не нами,

по волнам дикого абсурда,

который клонится к цунами.

* * *

Душе моей пора домой,

в ней высох жизни клей,

и даже дух высокий мой —

остоебенел ей.

Постскриптум. Новые гарики

* * *

Что в нас играет? Чувства, знания

и предков зыблющийся прах,

а ниже уровня сознания —

утробный, чисто рабский страх.

* * *

Меня приветила эпоха —

читался я довольно длительно:

когда душе темно и плохо,

ей наплевательство целительно.

* * *

И не простить, и не забыть,

как убивали влет

пытающихся растопить

многовековый лед.

* * *

В умах талантливых людей —

тьма миражей, уже готовых,

и полный крах былых идей

грозит рождаемостью новых.

* * *

Опять вовлечься в хаос – наше право,

и нам легко достигнуть этой цели,

повсюду зазывальщиков орава

и нежные офелии с панели.

* * *

Когда хорошая кормежка,

что очень важно для народа,

то кажется: еще немножко,

и будет к ужину свобода.

* * *

И кругозор был сильно сужен,

и стойло было огорожено,

я небо видел только в луже —

оно и там меня тревожило.

* * *

Надежды разгораются и гаснут,

и новым ослепляют пируэтом,

они совсем и вовсе не напрасны,

поддерживая нас обманным светом.

* * *

Своих детей убив, Россия мается,

но свежая на смену зреет завязь,

страна за это время изменяется,

умело той же самой оставаясь.

* * *

Великих нет уже злодеев,

а кровь и щелканье курков —

от умудренных прохиндеев

и воспаленных мудаков.

* * *

Волны света, волны мрака вперемежку

вечно катятся, заведуя судьбой,

и не прячет Бог довольную усмешку,

когда борются они между собой.

* * *

Я все же верю, что Россия

еще воспрянет ото сна,

а тут как раз придет Мессия,

и станет вечная весна.

* * *

Теперь, когда вижу свой век целиком,

пишу с убежденным спокойствием:

неважно, что жил я дурак дураком,

а важно, что жил с удовольствием.

* * *

Не верю истинности знаний

о тех событиях, что сплыли:

калейдоскоп воспоминаний

всегда цветистей давней были.

* * *

Тюрьма – это школа смирения,

но злоба родится из боли —

отсюда и дух озверения,

присущий питомцам неволи.

* * *

Сегодня я думал, моральный урод,

что все-таки мы пустомели:

евреи в России споили народ,

а больше нигде не сумели.

* * *

Свободный дух – родня недугу.

По счастью, он неизлечим.

Больные тянутся друг к другу,

хотя для ссоры – тьма причин.

* * *

Разное к нам у Творца отношение —

ровно по нашим масштабам,

лучшее Богу от нас приношение —

это даяние слабым.

* * *

Проблем у нас – немыслимая тьма,

дано как мудрецам, так и ублюдкам,

что главные усилия ума

повязаны не с небом, а с желудком.

* * *

Есть некие невидимые шкалы