Я прошел две войны!

– А кто-то считает, что царапнуло, – не мог успокоиться сержант. – Комбат даже спасибо догадался сказать. На здоровье, товарищ капитан, но это наш долг вас беречь. Куда же нам без комбата!

– Ладно, угомонись, Михаил. Пойдем глянем, что у нас осталось.

– Пойдем, Василий Николаевич. Слезы остались, – кивнул взводный на избитую траншею и полузасыпанные тела погибших.

В строю в нашей восьмой роте остались всего три десятка человек. Из них несколько бойцов были легко ранены или контужены. Не лучше обстояли дела в седьмой и девятой ротах.

Остатки гаубичного дивизиона эвакуировали. Сказали, что не осталось снарядов. Из двух батарей «трехдюймовок» Ф-22 уцелело всего одно орудие. Эти громоздкие пушки сложно было замаскировать, а стояли они на переднем крае. Досталось им по полной программе. Позиции были перепаханы взрывами, валялись обломки, торчали искореженные стволы.

К немногим уцелевшим «сорокапяткам» снарядов тоже почти не осталось, расчеты были на две трети выбиты.

Рыжий сержант Антюфеев, с перевязанной шеей и замотанной окровавленной тряпкой ладонью, кое-как свернул самокрутку и хрипло проговорил:

– Нас в расчете осталось двое, и оба ранены. Кожух «максима» протекает, штук шесть осколков словили.

– Как с патронами?

– К пулемету неполная лента и россыпью штук сто патронов. Передохнем чуток и ленту набьем.

У командира девятой роты Валентина Дейнеки остались в строю менее двадцати бойцов и уцелел единственный ручной пулемет. Он был контужен близким взрывом, почти ничего не слышал. Остатками его роты командовал сержант.

Командир полка Усольцев долго колебался, начать отход или остаться до утра. Собрали небольшое совещание и пришли к выводу, что боеприпасов не хватит, чтобы отбить даже одну атаку.

– Готовимся к отходу, – наконец принял решение полковник.

Ракеты взлетали и слева и справа. Слышались орудийные выстрелы и пулеметные очереди в том направлении, куда отходила дивизия. Мы не знали, вырвалась ли она из окружения, но в том, что остатки полка окружены со всех сторон, никто уже не сомневался.

Колонна двинулась на восток. Словно салют прогремели четыре выстрела из «трехдюймовки» Ф-22. У нас не хватало лошадей, чтобы вывезти эту пушку. Затем артиллеристы подорвали ее.

От полка осталось триста пятьдесят человек. Лошади тянули две «сорокапятки» – это все, что осталось от нашей артиллерии. Люди шли молча, изредка перебрасываясь отдельными фразами. Приближался рассвет. Мы не знали, что ждет нас впереди. Но, пройдя первые бои в этой тяжелой войне, твердо намеревались прорваться к своим. У нас недоставало боеприпасов, но решимости хватало.

Глава 6 Тяжкая осень сорок первого

Мы торопились, рассчитывая соединиться с основными силами дивизии. Шли всю ночь, сделав лишь короткий привал, и продолжили шагать, когда уже солнце поднялось довольно высоко. Идти при свете дня было опасно. Нас могла перехватить немецкая авиация, но не меньшую опасность представляло возможное столкновение с механизированной немецкой группой.

Три-четыре танка могли разметать нашу колонну. К двум «сорокапяткам» оставалось всего по десятку снарядов – в основном осколочно-фугасные. Бронебойные заряды были почти все истрачены во вчерашнем бою. Гранат и патронов тоже оставалось в обрез.

Ближе к полудню нас обстреляла четверка «мессершмитов». На высокой скорости они вынырнули из-за деревьев, сбросили десятка три небольших осколочных бомб, а затем открыли огонь из 20-миллиметровых пушек и пулеметов. Каждый из четырех «мессеров» словно выстилал полосу срезанных кустов, фонтанов взбитой земли, вспышек разрывов мелких снарядов.

Люди бросались под защиту деревьев, кто-то падал прямо в траву, прикрыв голову ладонями. У других не выдерживали нервы, и они бежали непонятно куда. «Мессершмиты» шли на высоте двухсот метров, догоняя убегавших очередями скорострельных пулеметов (шестнадцать пуль в секунду), не жалея на нас и снаряды – наших «соколов» в воздухе не было.

В результате налета погибли более двадцати человек, около сорока получили ранения – в основном тяжелые. Наша санчасть была эвакуирована, остался лишь хирург Марков Василий Васильевич, медсестра, два санинструктора и несколько санитаров. Хирургу приносили наскоро перевязанных людей, и он оперировал их на куске брезента и расстеленных белых халатах.

Пока оперировал одного, кто-то умирал, а очередной раненый истекал кровью, и капитан-хирург делал знак:

– Этого уже не спасти… несите другого.

Снаряды авиапушек наносили, как правило, смертельные ранения, дробили или отрывали напрочь конечности. Множественные пулевые ранения тоже оставляли мало шансов выжить. Среди людей, лежавших в очереди к хирургу, я увидел нашего бывшего комбата капитана Ягупова.

Пробитый двумя пулями, он потерял много крови, бледное лицо осунулось. Он узнал меня и слабо улыбнулся:

– Отвоевался… забери мои документы и пистолет. Напишешь жене…

Закончить фразу он не успел, изо рта потекла кровь, Борис Ягупов потерял сознание. Санитар, пожилой дядька, передавая мне стопку окровавленных документов и пистолет ТТ, сказал вздыхая;