Я прошел две войны!

– Доложить, что «рама» появилась.

– Они и без нас ее разглядели.

Пулеметчик Захар Антюфеев вместе с помощниками убирали под бревенчатый настил свой «максим», укрыв его брезентом. Красноармейцы, которые в это время обычно спали, занимали свои места в тревожном ожидании. Кто-то окликнул Антюфеева:

– Не рано пулемет прячешь? Вдруг немцы попрут.

– Попрут, – согласился старший сержант, – но вначале передний край из всех стволов обработают. Держи штаны крепче.

– О своих позаботься.

Гаубичные снаряды зашелестели, ввинчивая над головой зловещий вой. Затем послышались залпы. Фугасы и осколочные снаряды летели, опережая звук выстрелов. Вели огонь 105-миллиметровые гаубицы, не меньше двух дивизионов.

Они не обладали высокой скорострельностью (5–7 выстрелов в минуту), но посылали пятнадцатикилограммовые снаряды с немецкой равномерностью. Грохот взрывов не стихал, над головой шипя проносились осколки. Мы успели вырыть защитные щели, два блиндажа, перекрытые тремя накатами бревен и метровым слоем земли.

В один из блиндажей угодил фугасный снаряд. Обрушилась земля и часть бревен. Разгребая землю, из дымящейся ямы сумели выползти человек восемь бойцов. Еще столько же остались внутри, раздавленные осевшим перекрытием.

Гаубицы замолкли, а на смену им открыли огонь полевые 75-миллиметровые пушки. Скорострельность у них была вдвое выше. Высунувшись из защитной щели, я увидел, что земля просто исчезла, накрытая фонтанами взрывов и густыми клубами дыма.

Затем послышался гул танковых двигателей. Нас собирались смести, не дав прийти в себя после сотен снарядов, обрушившихся на полк. Бойцы занимали свои места, наскоро протирали и готовили оружие. В эти минуты на высоте 50–70 метров начали вспухать небольшие облачка, и послышался характерный треск. Это рвались бризантные снаряды, осыпая нас сверху осколками и шрапнелью.

– В укрытия! – крикнул я.

Что-то кричали командиры взводов и отделений. Сержант с помощником, мостившие на бруствере ручной пулемет, не успели среагировать. Шрапнельная круглая пуля, звякнув, пробила каску сержанта, другая ударила и сорвала диск, разбросав вокруг блестящие желтые патроны. Второй номер расчета успел отползти.

В ста метрах позади наших траншей и окопов стояли в капонирах две короткоствольные полковые «трехдюймовки». Уцелели они или нет? Артиллерийский огонь прекратился, а сквозь оседающий дым показались головные танки. До них было менее километра, может, метров восемьсот.

Красноармейцы откапывали засыпанные в нишах землей противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью. Я обошел траншею. То в одном, то в другом месте лежали погибшие и тяжелораненые.

Захар Антюфеев вместе с расчетом устанавливали «максим». Через десяток шагов я наткнулся еще на одно мертвое тело. Андрей Долгов предупредил меня:

– Там за поворотом бутылка с КС разбилась. Жидкость не загорелась, я послал бойца прикопать ее, не дай бог, полыхнет.

– Погибшего уберите.

– Сейчас. Люди в себя еще не пришли, а гансы уже танки пустили.

Крайним на правом фланге был взвод Михаила Ходырева. Старший сержант доложил мне:

– Троих ребят снарядами накрыло.

Он перечислил фамилии погибших, я молча кивнул. Времени выражать сочувствие не оставалось, танки неумолимо приближались. Ударила батарея дивизионных орудий Ф-22. Я обратил внимание, что ведут огонь три пушки – значит, четвертую накрыло одним из снарядов.

– Фугас из «стопятки» в капонир угодил, – подтвердил мои опасения Ходырев. – Наверное, и расчет погиб. Рвануло крепко.

Открыла огонь на левом фланге вторая батарея Ф-22, затем ударили гаубицы. Танки вели беглую стрельбу на ходу. Над головой снова пронесся снаряд. Небольшого калибра, наверное, 50-миллиметровый, но разорвался он звонко, неподалеку от наших короткоствольных полковых пушек. Заметили их все же, гады!

Какое-то время результатов стрельбы видно не было. Затем «трехдюймовка» Ф-22 угодила в один из танков, и он застыл. Остальные машины ускорили свой бег. В основном это были танки Т-3 и пара-тройка массивных Т-4. Немного отставая от них, маневрируя, шли легкие машины Т-2 и чешские Т-38.

По мере приближения головных танков открыли огонь «сорокапятки» и короткоствольные «полковушки». Две полковые легкие пушки, установленные позади нашей роты, явно поторопились. Несмотря на свой трехдюймовый калибр, снаряды в коротких стволах разгонялись лишь до 370 метров в секунду и на дальности пятьсот метров в лучшем случае могли пробить броню не толще 25 миллиметров.

Я видел, как снаряд угодил в лоб танка Т-3. Брызнули искры, машина дернулась. Посреди броневой плиты появилось пятно обгоревшей краски. Снаряд не пробил броню, а взвод легких «полковушек» обнаружил себя.

Возле капониров взорвались несколько снарядов. Скорострельные «полковушки» открыли беглую стрельбу. Эти легкие орудия могли выпускать десяток снарядов в минуту. Но торопливые выстрелы не дали результатов. Еще два-три попадания в головные танки также не взяли броню, а вспышки отчетливо обозначили немецким танкистам цель.