Я пришла, откройте дверь

– Как поживаете ножки, как поживаете крылышки? – пою я, не зная, за что ухватиться в первую очередь. Бесподобный аромат наполняет кухню, и я готова поспорить с любым, кто скажет, что месть не бывает сладкой. Еще как бывает!

Уток слишком много, и я боюсь ошибиться с выбором. У меня всего одна попытка, и как же я ею дорожу…

Ножка… блестящая ножка с треугольным бедрышком… Идеальная и аппетитная… Да, ты победила в конкурсе и получила звание Лучшая из Наивкуснейших.

Медлить нельзя.

Перекладываю куски на блюдо, хватаю самую многообещающую ножку и начинаю метаться. Сначала к хлебнице, потом к ящику с целлофановыми пакетами, потом… зажмуриваюсь, шумно вздыхаю и кусаю сочное, чуть сладковатое мясо… Безумно вкусно! Хозяева и гости подождут… Я должна срочно съесть свою утку! То есть отомстить.

Выскакиваю на балкон, сажусь на белый пластиковый стул, чувствую себя в полной безопасности и неторопливо начинаю наслаждаться медовой утиной ножкой. Я люблю жизнь, и чувствую, что это взаимно.

Каждый человек непременно должен испытать гастрономический восторг. Тогда все были бы добрые и милые…

– М-м-м-м, – выдаю я, позабыв об осторожности.

– Извини, тебе плохо?

Поднимаю голову и вижу… Баташова.

В богатых домах двери не имеют привычки скрипеть, и появление Кирилла Константиновича я пропустила. Он стоит на пороге и вопросительно смотрит на меня. Балкон маленький и между нами совсем небольшое расстояние.

Проглатываю недожеванный кусок утки, неожиданно икаю и лечу в пропасть позора. Если бы я была писателем и трудилась над каким-нибудь романом, то я бы точно не стала придумывать вот такую душераздирающую сцену. Во-первых, мне было бы до слез жалко героиню, а во-вторых, этого не могло случиться… никогда и ни за что…

– Нет, – произношу тихо. – Спасибо, все нормально. Просто я…

– Ела, – подсказывает Кирилл Константинович и насмешливо улыбается.

– Да, – киваю и хмурюсь.

А почему мне должно быть стыдно? Разве он только что не наслаждался салатами и закусками?

– Вкусно? – интересуется Баташов, и его улыбка становится шире.

Он будто читает мои мысли, и они забавляют его. В зеленых глазах подпрыгивают искры смеха, и от этого становится чуть легче. Потому что искры вроде теплые. Кирилл Константинович шагает на балкон и останавливается правее меня. Так жаль, что еще не стемнело, картинка была бы более романтичная.

– Очень, – сокрушенно вздыхаю я.

Из кухни летит грохот и пронзительный крик: «Где еще одна утиная нога?!» Неужели Раиса Яковлевна вернулась и пересчитала птичьи конечности?..

Дверь балкона распахивается, и Злобный Пучок протыкает меня отточенным взглядом. Но увидев, в какой компании я нахожусь, Раиса Яковлевна вытягивается в струну и часто моргает. Конечно, ей хочется меня прибить, но разве она посмеет это сделать в присутствии Баташова.

Терять уже нечего. И, похоже, это момент моего триумфа.

Медленно и торжественно подношу к губам утиную ногу и победно кусаю ее. Пусть меня уволят, но я должна была это сделать. Лицо Злобного Пучка белеет…

– Раиса Яковлевна, что-то случилось? – спокойно интересуется Баташов. Чувствую, ему хочется прыснуть от смеха, но он изображает полнейшую безмятежность. – Катя вам нужна? Извините, оторвал ее от дел. Просто… – он задумывается на пару секунд, – …хотел, чтобы она попробовала мое любимое блюдо – утку с сухофруктами и медовым соусом.

– Спасибо, – говорю я, поднимаясь, – очень вкусно. Если вы захотите, чтобы я попробовала что-то еще, то, пожалуйста, сообщите об этом. Я съем все, что пожелаете.

Покидая балкон, я запрещаю себе дышать и думать. Иначе на меня нападет такой хохот, что остановить его будет невозможно.

Он меня не выдал! Он мне помог! Но почему?

Почему?

Может, он вовсе не Мистер Самодовольный Индюк? А Мистер Моя Мечта?

Может, он самый лучший мужчина на свете?

Душа вспыхивает, но пальцы холодеют и немного дрожат. Мне страшно. Только что на балконе с утиной ножкой в руке я влюбилась… влюбилась по-настоящему… в миллионера… Конец света.

* * *

Среда 24 июля

Вес неизвестен. Ночь.

Самое интересное обычно начинается во второй части любой вечеринки. Алкоголь бежит по венам, с губ срываются любопытные признания, а тело вообще живет какой-то своей жизнью.

Это я не про себя, конечно.

– А ты ничего… цветастая, – журчит Казимир Аркадьевич и делает шаг в мою сторону.

Первая волна гостей схлынула, молодежь в дальних комнатах успокоилась, и я, умирая от усталости, упаковываю остатки еды. Получается очень даже неплохо, придраться не к чему.

Зоя отправилась спать, и я минут пять чувствовала себя королевой кухни. Но тут притащился дядя Кирилла Константиновича…

Первый вопрос: что означает характеристика «цветастая»?

Второй: почему Казимир Аркадьевич пристает ко мне, а не к Раисе Яковлевне?

– Вам что-нибудь нужно? – наивно спрашиваю, хватая со стола разделочную доску.

– Хм…

Он смотрит на меня пристально, будто прикидывает, отварить, зажарить или съесть в сыром виде.

– Может, кофе? – интересуюсь участливо, растягивая время. Вот почему, когда Раиса Яковлевна нужна, ее нет?