Половина третьего ночи. Лена жарит гуся. (Гуся я купил на Новый год, но Лена заболела вслед за Пашей, а потом и я.) Гусь стал пахнуть — стали его жарить по необходимости. Завтра надо будет приглашать гостей. Так и живем.
05.02.85 г.
Приехал из Ленинграда. С 29-го были запланированы концерты, и с 30-го оказались съемки в трехчастевом фильме «Светлая минута». Развести поезда не удалось, да еще пробы у Лопушанского. (Кроме того, утвердили у Хейфица: и меня, и Лену.)
Снежкин (Слезкин, как называет его Лена) надменен, тупо, почти автоматически язвителен, восстанавливает против себя людей (рассердил даже меня). Роль взял только для удовольствия — экрана эти фильмы не видят. А удовольствие в том, что можно сыграть неистребимую душевность, седого мальчишку-сорванца, чудо доброты, неизбывное товарищество. Помогаю парню как могу (смысл, финал, текст, работа с актером). Парень начинен высокомерием к «плохому» кино, что есть «хорошее» — не знает. Может вырасти в страшную гниду, но почему-то вызывает сочувствие. Половина роли сыграна.
У Лопушанского — на 85% не хотел сниматься. Очень трудно во все это поверить — все сплошная авантюра, но... если бы удалось — это роль. Попробовался. Себя я таким еще не видел. Очень жаль Ларсена, который каким-то боком уже родился на пробах. Очень интересно вообще и для меня. Ценность в том, что убедительна позитивная позиция. (Звучит человечно, почти газетный текст.) Так что в результате сейчас не знаю, что и предпринять.
Прочел идиотскую статью кандидата психологических наук: «"Чучело" без "Пацанов"». Это напечатано в приложении к «Комсомольской правде» — «Собеседнике». Опять еще один кретин «с параллелями» без меридианов.
Что за вседозволенность? Фильм, пишет, о трудных девочках. А все дело в том, что надо по-разному воспитывать девочек и мальчиков.
Маразм массовой культуры, где для ученого отсутствие объективного подхода есть смелость, где глупость претендует на точку зрения, где сплетня — уже гипотеза, где наука в результате спокойно обходится без науки и где в этом ее некое современное обличье. Тут уж действительно: минуя доводы — прямо к выводам.
Конечно, на всякие глупости не отвечают, но неужели все это может оставаться без ответа — это же процветает. Пусть будет хоть «глас вопиющего в пустыне» — он многим слышен! (Одно это уже важно.) Надо устанавливать какие-то оборонительные рубежи против неукротимого желания бездарей и дураков сменить талантливых и умных.
06-07.02.85 г.
Послезавтра лечу в Берлин на фестиваль детских фильмов в компании Бочарова и Ахундовой — да уж, весьма приятная компания. Бочаров смотрит на меня ревниво (он ведь тоже режиссер и актер), и с Ахундовой я не общался уже лет десять из-за ее предательства[152]. (Кстати, это может быть тот случай, когда возможен любой донос, клевета и т.д.) После Берлина — Ленинград.
По возвращении из Ленинграда — все сначала: книга по письмам, «Куролесов» и т.д. Надо бы все же создать «комбинат» по нерешенным практическим вопросам, надо все запустить в работу — и самое смешное, что все сделается.
Зачем лечу в Берлин? Что там делать?
07.02.85 г.
Сегодня какой-то особый просмотр картины В. Грамматикова в Союзе. Там был Мотыль, Львовский — надо у них узнать цель просмотра. Думаю, что это для московского кинофестиваля (или союзного, что для меня лучше), и тогда статейка в «Комсомолке» (приложение) не такая безделица, и тогда «Молодой коммунист», «Коммунист» и «Правда» и т.д. В общем и целом появились и еще появятся «заинтересованные» — надо организовать акцию официального признания.
08.03.85 г.
Когда мы говорим о детстве, то само это понятие вовсе не включает только нас самих. Мое детство — это и я, и обязательно моя мама, отец, брат и «то» время. Когда мы говорим о детстве сегодняшнем, это тоже все это вместе и «это» время. При всем том, что существует детское сиротство, — это я, время и «нет мамы». Это нераздельная часть целого, она лежит даже в основе божественного триединства: Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой, где дух Святой — жизнь нашей души, там, где творится духовная история человечества и путь ее от правды жизни к ее истине.