—
Глава 49
Элли
Из окна камеры я вижу небольшую горку и пару качелей — для детей, которых привозят сюда в дни посещения, чтобы они не забывали маму, папу, бабушек и дедушек, родных и друзей. Я смотрю на них с болью в сердце, вспоминая времена, когда водила своих двоих на местную детскую площадку. Я подружилась с молодой матерью, переехавшей в нашу деревню. Ее дети были почти одного возраста с Эми и Люком. Мы часто гуляли вместе и смотрели, как они играют на ржавых качелях и горках. Но вскоре она стала задавать слишком много вопросов, и я перестала с ней встречаться.
С остальными деревенскими мамами у меня не нашлось точек соприкосновения. В этой небольшой сельской общине жители, как заведено, все знали друг о друге. У всех моих новых знакомых были матери, всегда готовые посидеть с детьми и дать совет. Они казались гораздо более уверенными в себе, чем я. В попытке вписаться в местное общество я вступила в женский клуб, но побывала только на одном собрании, поскольку они проводились по вечерам, а Роджер любил видеть меня дома, возвращаясь с работы.
Когда меня пригласили на ежегодную экскурсию в Вудсток, муж выглядел очень недовольным.
— А как же дети? — спросил он.
Мне не хотелось указывать ему, что я с ними каждый день, а он часто возвращается домой поздно.
Большую часть времени я проводила в стараниях найти детям занятия, которые им бы понравились. Я надеялась заинтересовать их полевыми цветами, как мама меня. Но когда я застукала Эми за попыткой съесть одуванчик, который мы готовили для гербария, запаниковала. Они могли оказаться ядовитыми, если верить маленьким заметкам, которые мама делала в своем дневнике садовода характерным округлым почерком. Так что на этом все и закончилось. Вместо сбора растений мы ходили в долгие прогулки, когда погода была достаточно сухой, или посещали передвижную библиотеку, которая дважды в месяц останавливалась возле деревенской администрации.
Иногда мы садились на автобус до Оксфорда, чтобы посетить Эшмолеанский музей искусства и археологии. Мне очень нравилось, но детям быстро надоедало, и они начинали шалить.
Время от времени я кивала Джин через забор и мы обменивались дежурными фразами, но это все. Мне не хватало компании соседки, но я не могла позволить себе расстраивать Роджера.
Все, что требовалось, — это потерпеть, когда ночью его руки шарили по моему телу. После этого он бывал мил, если только не выпивал слишком много. Тогда он становился саркастичным и грубым.
— Ты ведь на самом деле не любишь секс, да, Элли? Да что с тобой не так?
— Ничего, — бормотала я, но он только злобно смеялся.
— Я знал, что ты наивна, когда встретил тебя, но ты никак не показывала, что фригидна.
Я вздрагивала от обиды. Возможно, если бы я объяснила, он бы понял. Но я слишком боялась признаться. Так мы и жили, ни шатко ни валко.
Вскоре муж объявил, что записался в сквош-клуб при колледже. Однажды вечером он возвратился в рубашке, надетой наизнанку.
— Принимал душ после занятия, — объяснил он. — Видимо, схватил, как под руку подвернулось.
Это казалось вполне правдоподобным, и все же…
В другой раз, когда мы сидели на диване и смотрели фильм, а дети (о чудо!) оба спали, зазвонил телефон. Я сняла трубку и услышала тишину.
— Не в первый раз, — заметила я.
— Правда? — Раздраженное выражение, которое я хорошо знала, мелькнуло на лице Роджера. — С этими «холодными звонками» пора что-то делать. Это вторжение в частную жизнь!
И вот однажды утром, после того как Роджер уехал на полный учебный день, я получила бандероль. Это было необычно. На мгновение сердце замерло в надежде, что это долгожданный ответ на отправленное письмо. Но штемпель стоял местный. Я внимательно изучила объемистый пакет с напечатанными на нем заглавными буквами.
Не в силах больше тянуть, я разорвала его, чтобы увидеть содержимое. Оттуда выпал шарф моего мужа с символикой колледжа; преподаватели часто носили такие в знак солидарности со студентами. Зачем кто-то отправил его мне? Инстинктивно я поднесла его к лицу.
Он пах чужими духами.