Я отвернулась

Стив резко поворачивается и вскакивает с кровати. На нем штаны от спортивного костюма, которые он натянул вчера вечером после душа. Его грудь покрыта курчавыми каштановыми волосами. Это должно быть странно — ночевать в одной комнате с парнем, которого я толком не знаю. Но мне спокойно.

Он отдергивает занавески и открывает окно. На улице прохладно, но славно. Листья на деревьях золотые, красные и коричневые. На стенах пляшут солнечные блики. Слышен крик чайки.

— Красиво, правда? — тихо спрашивает Стив.

Я выбираюсь из постели. Что-то заставляет меня подойти к нему. Мы стоим рядом и смотрим в окно. Жар его тела словно обжигает меня, хотя на самом деле мы не соприкасаемся.

— Надо идти, — говорит он, отходя к рюкзаку, чтобы собрать вещи. — Нам пора приниматься за работу.

Я уже снова успела замерзнуть.

— А сейчас не слишком рано?

Когда у тебя нет часов, быстро учишься определять время без них. Я думаю, сейчас около шести утра, возможно, половина седьмого.

— Нет. В самый раз. Туристы встают пораньше, чтобы всюду успеть. А местные уже поднялись и идут за утренним молоком и хлебом.

— И они не настолько заняты, чтобы останавливаться и смотреть?

— Немного погоди, и сама увидишь! — Он берет меня за руку. Внезапно его лицо расплывается в широкой улыбке. — Пойдем.

Я спускаюсь вслед за ним по лестнице, но хозяйка пекарни уже наготове.

— Я подумала, что вам это пригодится, — говорит она, вкладывая ему в руку белый бумажный пакет. — Это круассан. Еще теплый.

Я чувствую его запах отсюда.

— Простите, — холодно говорит она мне. — Остальное для моих постоянных покупателей.

Корова.

Стив делит круассан со мной, пока мы идем по главной улице. Он говорит, что есть место, которое он хочет занять, прежде чем туда придет кто-то другой.

— Так, значит, здесь есть и другие уличные художники?

— Один или два. Но они мне не ровня.

Он не хвастается. Скорее констатирует факт.

— Тут еще есть торговец «Большой проблемой», — добавляет он. — Славный малый.

Я едва не говорю ему, что когда-то сама продавала эти журналы, но вовремя осекаюсь. Чем меньше он обо мне знает — тем лучше.

День, возможно, и ясный, но морозный, черт побери!

— Хитрость в том, чтобы руки постоянно двигались, — говорит Стив, присаживаясь на корточки. Он вручает мне кусок розового мела. — Затени вон тот угол тротуарной плитки, можешь?

— Что, все сама?

— Ты прекрасно справишься.

Рисунок Стива начинается с нескольких линий, которые ничего не значат. Затем они превращаются в ряд коттеджей с остроконечными слуховыми оконцами в крышах. Дальше появляется церковный шпиль, а потом паб.

— Круто, приятель, — раздается над нами голос. — Как ты это делаешь?

Это молодой человек с гитарой, висящей на плече. Я делаю Стиву знак: «Не возись с ним — видно же, что нищеброд». Но Стив подробно отвечает на расспросы юноши и рассказывает ему, как начинал. Затем парень тоже рассказывает о своей жизни и сообщает, что он участник группы из Штатов, которая здесь на гастролях. Уходя, молодой человек кладет на землю двадцатифунтовую бумажку.

— Охренеть, — говорю я.

— Я сам обалдел, — глаза Стива сияют. — Какая удивительная встреча, правда? Человек проделал сюда такой путь из места под названием Чаттануга на Дальнем Юге. Я бы с удовольствием там когда-нибудь побывал.

Мне не хочется ему говорить, что мое замечание относилось к двадцатке.

Затем какая-то мать заставляет малыша бросить нам фунтовую монету.

— Умница мой! — Она хлопает в ладоши, словно сын проделал нечто необычайно ловкое.

Еще кто-то покупает нам по стаканчику кофе. Толстый старикан стоит и разглагольствует о «живописи» целую вечность, но ничего нам не дает.

— Так нечестно, — сетую я.

— Я не против. — Стив откидывается на пятки, изучая пропорции нового ряда коттеджей в голубых и желтых тонах. — Пока я общаюсь — руки отдыхают. — Он протягивает мне фиолетовый мелок: — Хочешь теперь заняться морем?

Я провожу волнистую линию. Мел ломается пополам. Что я наделала? Машинально я вскрикиваю:

— Прости! Прости! — и отшатываюсь, прикрывая лицо рукой.

— С тобой все в порядке? — потрясенно спрашивает Стив. — Тебя кто-то бил, Джо?

Я не знаю, что ему сказать, поэтому просто смотрю на сломанный мел в своих руках.

— Не хочешь рассказать об этом?

Я качаю головой.

— Сочувствую. Жизнь бывает очень жестока. — Он подает мне новый кусок мела. — Но теперь у тебя все хорошо.

13.47. 17 августа 1984 года

— Пойдем, — говорит Питер, взяв меня за руку. У него хриплый голос. — Я видел дровяной сарай, когда мы только приехали. Давай туда!

Но прежде чем мы успеваем сделать хоть шаг, Майкл врывается обратно в розовый сад.

— Ты бросаешь реально круто! — сообщает он.