— Смотри! — Тим взволнованно сжимает мою руку. Прямо перед нами на дорожке валяется пакет чипсов. Я внезапно понимаю, как сильно хочу есть. Тим наклоняется, но тут раздается пронзительный крик, мелькает белое. Здоровенный баклан схватил их первым.
— Долбаные ворюги! — В глазах Тима настоящие слезы.
— Да ладно. — Я сдерживаю разочарование. Совсем как тогда в Бристоле, когда та женщина меня опередила. Но теперь я должна быть сильной ради этого мальчишки. — Мы найдем еще что-нибудь поесть.
И тут я вижу кровь. У Тима рана на щеке, рядом со шрамом.
— Этот ублюдок поцарапал меня.
— Надо как-то обработать. Он может быть заразным.
— А у тебя с собой сраная аптечка, да?
— Очень смешно. — Я указываю на вывеску паба чуть дальше по дороге. — Там должен быть туалет. Промой с мылом.
Мы нерешительно заходим внутрь, пытаясь делать вид, что мы здесь свои. В углу пылает камин. Мои грязные ноги оставляют следы на красивом ковре. Вдруг на меня наорут за это? Тим направляется к двери с табличкой «Туалеты».
Ко мне подходит человек с подносом, уставленным стаканами. Я жду, что он прикажет убираться вон. Так обычно происходит. Но он, напротив, наклоняется и гладит Лакки.
— У нас вон с той стороны бара специальная зона для тех, кто приходит с собаками. Хочешь печенья?
— Да, пожалуйста, — говорю я.
Он смеется, словно я сказала что-то смешное. Затем засовывает руку в карман и достает оттуда собачье лакомство в форме косточки. Лаки проглатывает его в мгновение ока. Я бы тоже так сделала, если бы кто-то дал мне печенье.
От запаха еды сводит желудок. Я стараюсь не думать об этом и, пока жду Тима, разглядываю на стенах фотографии рыбаков и лодок. На одной массивная рыбина, которую какой-то парень «вытянул» еще в тысяча восемьсот семьдесят первом году.
— Тут действительно круто, верно? — говорит мне женщина с американским акцентом, который я однажды слышала в тюрьме.
Я киваю, не желая вступать в разговор.
— Вы ожидаете заказ?
Я отрицательно качаю головой.
— Не хочу лезть не в свое дело, но мы с мужем только что видели, как птица на улице выхватила у вас жареную картошку. Я читала про укусы чаек. Они могут быть очень опасны. С вашим сыном все в порядке?
В этот момент возвращается Тим. Рассеченная щека все еще кровоточит. Лакки поскуливает, словно чует, что что-то не так.
— Хорошая собачка, — воркует женщина. Потом она смотрит на щеку Тима. — Кажется, у меня кое-что для вас найдется. — Она открывает очень красивую сумочку с золотой застежкой. — А, вот они где! Антисептические салфетки. Я всегда беру их с собой, когда мы едем в отпуск.
— Спасибо. — У Тима на глазах вновь выступают слезы. Я начинаю понимать, что он может их «включать» и «выключать». — У меня ведь сегодня день рождения…
Он не говорил мне ни о каком дне рождения.
— Мы с мамой ведем кочевую жизнь и уже целую вечность ничего не ели…
Я понимаю, что его «день рождения» — это часть представления. Он ее «разводит». Этот парень очень хитер!
— Ах вы, бедняжки. Слушай, может, ты позволишь нам оплатить тебе еду в качестве подарка?
— Ух ты! Это было бы здорово, да, мама?
Я с энтузиазмом киваю. Я готова правую руку отдать за съестное.
— Отлично! — Женщина выглядит так, словно это мы сделали ей одолжение, а не наоборот. — Знаете, меня потрясло, как много людей в Британии нуждаются в помощи. Мы такого даже не ожидали. Вот, держите меню. Заказывайте что хотите. Возьмите сосисок и своему милому песику. Как его зовут?
— Лакки, — говорю я. — Но мы не нуждаемся в благотворительности, спасибо.
Я пытаюсь утащить Тима прочь, но он вырывается:
— Мама, ну, пожалуйста!
Женщина касается моей руки. Я вздрагиваю, как от ожога. Она видит мою реакцию и отступает на шаг.
— Простите, если я вас обидела, — произносит она. — Мои собственные дети далеко, и я по ним скучаю. Разрешите мне помочь вам и вашему мальчику. Давайте назовем это подарком от одной матери другой.
Можно ли ей доверять?
Разум говорит: «нет». Я верила людям в прошлом, и видите, как все обернулось. Но желудок пуст. Тим тоже голоден.
Наверное, надо рискнуть.