Я отвернулась

Но на самом деле я вовсе не собиралась в кружок. Я регулярно навещала бабушку Гринуэй. Дом престарелых, куда ее отправили, находился неподалеку от моей новой школы, что оказалось очень удобно. Поначалу она явно радовалась мне, но в последнее время ее речь стала бессвязной и слова часто сливались в бессмысленные фразы.

— Боюсь, сегодня она слегка не в себе, — предупредила сиделка, проводя меня через гостиную, где пожилые люди дремали в креслах, свесив головы, или смотрели юмористическое шоу по телевизору.

Миссис Гринуэй не делала ни того ни другого. Она сидела в кресле, уставившись в пустую стену перед собой, как будто видела там что-то, недоступное взорам остальных. Когда я приблизилась, она подняла взгляд, и ее лицо внезапно просияло.

— Ты пришла меня навестить, милая! Спасибо тебе. Я знала, что ты меня не забудешь.

Как же было славно вновь увидеть ее!

— Сделай одолжение, Элли. — Она потянулась за своей сумочкой. — У меня руки совсем не гнутся, чтобы краситься самой. Можешь слегка подрумянить мне щеки?

Прямо как в те дни, когда я помогала ей накручивать волосы на бигуди! Я бережно взяла кисточку, покрытую розовой пудрой, и провела по полоске на каждой ее скуле.

— Очень хорошо! — похвалила она, любуясь своим отражением в маленьком черном зеркальце, которое носила с собой повсюду.

— Я прочитала, как это правильно делать, в модном журнале для девочек! — гордо похвасталась я.

— И сама научилась? — Она потрепала меня по руке. — Ты становишься настоящей юной леди, не так ли? — Затем ее голос помрачнел. — Я очень горжусь тобой. Ты не упала духом в трудной ситуации. Но только помни: не позволяй моей дочурке тобой помыкать. Скоро ты совсем повзрослеешь и сможешь жить своей собственной жизнью.

От ее слов у меня комок подступил к горлу. Я поспешила обнять ее. И чуть не рассказала о пилюлях, которые подсыпала в чайник, — я все еще чувствовала себя паршиво из-за этого, — но тут подошла сиделка и сказала, что наступило время ужина. Так рано! Было всего пять часов вечера.

— Приходи еще, хорошо? — Костлявые пальцы бабушки Гринуэй схватили меня за запястье. Я не подала виду, что мне больно. — Шейла выдумывает, что у меня мозги набекрень, но это чушь. Она просто хочет, чтобы я не путалась у нее под ногами.

Затем она заплакала. Я в ужасе смотрела на нее, не зная, как утешить. Я снова попыталась обнять ее, но она лишь зарыдала еще сильнее.

— Наверно, тебе лучше уйти, дорогая, — сказала сиделка немного погодя.

Я чувствовала себя ужасно, покидая бабушку. В голосе моей старой подруги звучало неподдельное отчаяние. Это казалось ужасно неправильным, что она должна оставаться там. Как могла Шейла вот так запросто взять и избавиться от собственной матери?

Я шла домой, погруженная в мысли, и по-прежнему старалась избегать трещин на тротуаре, когда кто-то меня окликнул.

— Элли?

Это оказался Питер Гордон. Мы все так же учились в одном классе, и он сидел рядом со мной на уроках истории, хотя мы почти не разговаривали. Несмотря на то что мы играли вместе в начальной школе, я чувствовала себя слишком неловко, чтобы по-приятельски болтать с ним теперь, когда мы стали старше. У нас наступила стадия, когда мальчики и девочки смущаются, общаясь с противоположным полом, но в то же время испытывают определенное взаимное притяжение. Питер вырос высоким и стройным мальчиком, с копной темных блестящих волос. Им восхищались — он состоял во всех спортивных командах, включая теннис и легкую атлетику, куда непросто попасть.

— Я не видел тебя в ремесленном кружке сегодня. Ты не ходила? — спросил он.

— Нет. — Я замялась. — Только никому не говори. Я не хочу, чтобы мачеха знала, куда я пошла вместо него.

Он вскинул брови.

— Не скажу, конечно. — Затем он покраснел. — Ты… э-э… гуляла с кем-то?

Неужели он решил, что у меня есть парень? Одна или две девочки из моего класса уже «встречались», как они это называли, но никто никогда не проявлял интереса к свиданиям со мной. И честно говоря, я не знала, что делать, если проявят.

— Нет, — поспешно ответила я. — Я навещала одного человека, который нездоров. Но я знаю, что Шейла это не одобрит. Вот поэтому нужно, чтобы ты молчал.

Он улыбнулся.

— Честное слово.

Дальше мы шли в молчании, но неловкости больше не чувствовалось. Это было даже приятно — довериться ему.

— Что же, тогда увидимся завтра в школе, — сказал он, когда мы подошли к моему дому. Он жил на соседней улице.

— Ага, — кивнула я. А затем, поскольку не знала, что еще сказать, повторила за ним: — Увидимся.

Когда я вошла, отец был дома. Обычно он возвращался гораздо позже.

— Что-то случилось? — спросила я с замиранием сердца.

Шейла плакала.

— Ты оставила это на кухонном столе? — строго спросил отец.

Я уставилась на пузырек с таблетками в его руке. Тот самый, который Шейла каждое утро доставала из буфета.

— Нет. Конечно нет!

Отец вздохнул с облегчением.

— Ну, видишь, Шейла? Я же сказал тебе, что она не могла. Элли слишком ответственна для этого.

Жена моего отца уже перестала плакать — я знала, что это крокодиловы слезы. Теперь ее глаза пылали.

— И я не оставляла! Так кто же еще это мог быть?