— Кто что говорит. Паранояльная шизофрения, мания преследования. А кто говорит — органика. Чуть ли ни рак мозга.
— Параноидальная. Давно ли?
— Года три, как лежим в стационаре и еще раньше по врачам и дома намучилась. Лечение бесплатное, но условно-бесплатное.
— Тогда это не рак мозга, давно бы окочурился.
— Слушай, Велимир. Вот зачем ты так сказал? Чтобы лишний раз сделать мне больно? Так мне и без тебя хватает этих радостей. Вот зачем ты мне так сказал?
— Тихо, тихо, не заводись не по-детски. Сказал, чтобы отвлечь и кое-что понять.
— Что понять? Развлечь, да? Спасибо, родимый, ты славно меня развлек. Вот что, давай-ка мы с тобой в разные стороны. Я пойду прямо, а ты…
— Заткнись и иди рядом.
— Что??? Чт…
— Забудь три пары последних фраз в нашем диалоге. Гм… Тогда это не рак мозга, Татик, иначе бы он уже умер.
— Что??? Ой! Типун тебе на язык, умеешь же утешить… Ох, ты извини, что крикнула ни с того ни с сего, нервы… показалось… Ты куда меня привел?
— Куда, куда, на обочину проезжей части, где можно поймать мотор такси и заплатить ему по счетчику местною валютой и прервать, наконец, твои искренние извинения по каждому пустяку. О! На ловца и зверь. Садимся. Плачу я, адрес называешь ты, чтобы все, как говорит наш босс Филарет, по-честному было.
По дороге Тата все сомневалась: сама она примелькалась за эти годы в больничных интерьерах, но как и под каким предлогом провести туда Велимира — не представляла: больница была старая, государственная, вся насквозь советских обычаев, а денег и так в обрез, чтобы еще выкраивать из них и платить за совместное прохождение в палату. Зачем ему это надо?..
Однако, на удивление, никто из обслуживающего персонала даже не попытался ни задержать их, ни подачку выцыганить, так и пошли они в дальний корпус, сквозь больничную вонь и скорбную ауру желтого дома, в накинутых на плечи халатах, но без тапочек и бахил.
— Ты никогда не говорил, что ты врач.
— Если учесть, что мы с тобой знакомы меньше двух суток, то этот мой грешок не из смертельных. А?
— Да, но… Сейчас зайдем, и сразу к гардеробной. Не тормозись и по сторонам не оглядывайся, как сто раз здесь бывал, не то в один миг прицепятся. Главное, чтобы дали халаты, тогда точно пустят. А если что, то ты меня здесь подожди, ладно? Идем.
— Ладно. Но видишь — ровно два халата несут, а ты боялась. Деньги — сила.
— Я не боялась. Погоди, я тапочки достану. И тебе надо полиэтиленовые мешки на ноги купить, рубль пара. Тебе сколько, двадцать пять?
— Больше. Не надо ни доставать, ни покупать. Пропустят, им за халаты заплачено.
— Двадцать восемь?
— Еще больше. Пойдем, приглашают…
— Не может быть. Хорошо сохранился, Вилик. Тридцать? Тридцать пять?
— Гораздо больше.
— Сто, что ли?
— Обижаешь! Стал бы я жить из-за каких-нибудь ста лет?
— Да ну тебя!.. Спасибо, спасибо я знаю, сто раз ходила. Вилик, за мной, скорее, скорее, пока они не передумали!
— Не передумают. Давай сумки мне, сама же следи за дорогой и отбивайся от буйных.
— Ты не врешь мне, что врач?
— Не вру, увидишь. Слушай, далеко еще? Этак мы через финскую границу перейдем, не выходя из вонючих коридоров.
— Уже пришли. Коленька, здравствуй, солнышко!
Это была пустая палата, почему-то вдруг безлюдная, если не считать единственного обитателя, плохо побритого доходягу лет тридцати, одетого в отвратительного вида пижаму, байковую, мерзкого розоватого отлива, всю в неотстиранных пятнах — и на груди, и на штанах. Семь других кроватей также были обитаемы, но владельцев было не видать.
— Коленька, а рубашка твоя где, в клеточку, что я приносила?
— Кто такие? Пароли, явки, пистолеты — все на бочку! — Тата без опаски на крик подошла к своему бывшему мужу и платочком протерла ему рот.
— Так где рубашечка, дорогой? Скажи, и сейчас будем кушать. Сейчас я постелю на тумбочке салфеточку, на нее поставим тарелочку, а в тарелочку положим картошечку, огурчик и котлетку. Как ты себя чувствуешь, как тебе спалось?
— Все ништяк. Травку принесла?
— Нет травки, Коленька, травка вредная, врачи ее запретили. Надо будет тебе побриться.
— Слушай, Тата, какая у него странная симптоматика…
— Еще какая странная. Бывают дни, так он только и знает реветь как корова, только и упрашивает меня забрать его отсюда, аж дрожит — не успокоится. Я ведь два раза забирала его на праздники и все, закаялась с тех пор: ведь он чуть не сжег нас всех во второй-то раз — все ему холодно было… и здесь мгновенно все украли, что можно, и в первый раз, и во второй.
— Кто тебя осматривает, кто назначает способы лечения, дозировку лекарств?
— Старый карагач. Страшный старый синий Карагач. Это его тайное имя… Береги его.
— Кто?
— Главврач главпалач. Гав, гав! Ты Троцкий?
— Ты поосторожнее с вопросами, не то опять разволнуется и…
— Тата, сядь и помолчи, не отвлекай меня, мой друг, не отвлекай. Я начинаю сеанс лечения. Один вопрос можешь задать сейчас, все остальные — после.
— Один? Ну ладно… Я… Все это очень странно. Чем ты его хочешь лечить? Экстрасенсорикой? Это не опасно?