Я люблю время (Сказка-ларец)

— Чем, чем? Не более опасно, чем дышать. Болит у него душа, а не сома, ибо так и называется его заболевание — душевное. Соответственно и будем лечить, безо всякой этой… экстрасенсорики. Формы процесса на вид могут быть самыми разными — сколько лекарей, столько и способов. Этот, мною применяемый, будет напоминать изгнание бесов; можно было бы и гипнозом обернуть, но я выбрал тот, который мне прико… удобнее в сей момент. Не дрожи так, Николай, не пытайся действовать против меня мышцами своими, скелетом своим, лядвиями и зубами своими. Сядь на стул и покорно внимай слову моему. Длань моя на челе твоем, да другая на темени. Слышишь ли ты меня?

— Да. Я слышу тебя.

— Все что чужого в тебе, лихого в тебе — пусть выйдет вон. Выйдет вон, и трижды скажу — пусть выйдет вон и оставит тебя, не возвращаясь более. И врата те будут затворены, пока сам не откроешь их, по недомыслию своему, или слабости душевной. Слышишь ли меня?

— Ви… Велимир, мне страшно, он так дрожит…

— Это не он дрожит, а болезнь его. Николай, не спи и не бойся, слушай меня и слово мое.

— Может, я ему…

— Татасядьпожалуйстанемешаймнесидиинешевелисьиртанераскрывай, что бы ты ни увидела. Замри, Татьяна, замри, пока я не разрешу, все вопросы после.

Вздохнула и наполовину открылась дверь, Тата побледнела вдруг и положила левую руку под грудь.

— А-а-а, Татьяна Владимировна, вы словно по часам, никогда не пропустите нас посетить. Здравствуйте, здравствуйте.

— Добрый день. — Тата жалко улыбнулась и попыталась встать, может быть и загородить от взглядов пришедшего то, что не надо бы видеть никому из персонала.

Вошедший был худ, сутул и высок, почти в два метра. В халате он был зеленом, также длинном, почти до полу, зеленая шапочка глубоко сидела на овальном вытянутом черепе, однако даже по выбритым вискам и подбородку видно было, что он жгучий брюнет. Велимира он как бы не замечал пока, сверлил зрачками перепуганную Тату.

— Ну-с, что у нас здесь происходит? Шаманите, Татьяна Владимировна? Я же вас неоднократно предупреждал!

— Я…

— Тихо, тихо, Николай, все идет хорошо, не трепещи, сиди и дыши. Вот так…

— Простите, а вы кто такой будете и что делаете в нашей больнице?.. — Вошедший не шел — надвигался: медленно и грозно, переведя взор на Велимира.

— Я дядя доктор. Велимиром кличут. А вы — тоже врач?

— Представьте себе — да. Азарот Вельзиевич Тер-Тефлоев, врач сего стационарного лечебного учреждения. Уберите ручки с головы пациента, уберите, иначе придется звать санитаров по вашу душу. И уж точно милицию.

— Я, пока нам подбирали по росту и размеру гостевые халаты, совершенно случайно ознакомился со списком врачебного персонала, Азарот Вельзиевич, и никакого такого Тер-Тефлоева в них не обнаружил. Равно как и вашего коллегу сменщика, терапевта Бесенкова… А вот и он, кстати. Заходите, Акакий Акакиевич…

Тата сидела, обомлев, и ничего не понимала, однако Велимир улыбнулся ей, повернувшись на миг, посмотрел в глаза, и она обмякла, успокоилась, словно бы погрузилась в свои мысли.

Дверь, послушная радостному призыву Велимира, вздохнула еще раз, и в комнату вошел второй врач, ростом с первого, чуть пошире, быть может, как и Велимир — начисто лысый, без шапочки, с рыжими бровями. Халат его был того же салатного цвета, что и у Тер-Тефлоева, но расстегнут на две верхние пуговицы и не так свеж.

— У нас проблемы?

— Да, вот лекарь-конкурент пожаловал, отрубатель энергетических хвостов. И почему он назвал тебя Акакий Акакаиевич?

— Не знаю. Но он об этом пожалеет, да немедленно! И-и…

Если Тер-Тефлоев приближался к Велимиру медленно, вкрадчиво, буквально по сантиметру, то второй буквально прыгнул в его сторону, но вдруг замер, словно споткнулся. И замолк. И Тер-Тефлоев также замер с полуоткрытым ртом, и его неподвижность позволила Велимиру увидеть там изрядных размеров клыки: два верхних и два нижних.

— Вот молодец! Хорошо, Николай, хорошо… Слышишь меня?

— Да. Слышу. И… ой… что-то я не… Таня, ты?

— Да, Вы правы, Это Таня, ваша супруга… Тата, вы слышите меня?

— Да. Ой!..

— Не ой, а медицина. Имеет место быть внезапная ремиссия и очень удачная, на мой взгляд. Мы с коллегами сейчас уйдем в кабинет, проведем небольшой консилиум, наметим дальнейший курс лечения, а вы займитесь важным делом: пусть Николай как следует покушает, и мы решим насчет возможности выписки и дальнейшего восстановления, амбулаторного.

— Подожди, Вил. Подождите, господа, я ничего не понимаю!

— Я все объясню, но чуть позже. Время дорого, и коллег ждут другие больные.

— Пойдемте в кабинет, господа, не будем мешать встрече родственников в обеденный час. Где у вас свободный кабинет, показывайте, Азарот Акакиевич!

Безмолвные и послушные врачи вышли из палаты, пересекли коридор наискосок и остановились. Дверь тотчас отворилась, оттуда молчаливой вереницей вышли пять человек, четыре женщины и мужчина, все медицинский персонал, и так же молча, не поворачивая голов и даже не моргая, ушли вдаль по коридору.

Велимир по-хозяйски пересек кабинет, обогнул стол и плюхнулся в кресло.

— Итак?