— Какая есть. Нет, Лешенька, избушка моя, как ты ее называешь, хоть и не твои хоромины, старше Стеньки Разина, родная, всегда со мной была, теперь навеки здесь стоит, и я при ней буду, пока жива, а в тесноте — да не в обиде. Тесно — только потому и тесно, что твоему оглоеду не побегать, не развернуться, а сама изба просторная. Да и не велик путь — от тебя ко мне на соседнюю улицу… Я тебе покушать приготовила, первое, второе, да салат по-городскому, да кисель, да к чаю напекла! Давай-ка поешь, исхудал ведь как, одни глаза остались.
— Ни фига себе исхудал — девяносто семь кило! Если бы не качался и не бегал — так уже был бы, твоими стараниями, колобок в сметане!
— Это что, почти шесть пудов по-старому? Ну и где они в тебе? При твоем росте и не видать ничего, одни ключицы торчат! Все равно кушать полезно, сейчас я принесу, и сама заодно, еще ничего не ела за весь день. Леша…
— Что, Леша? Ну что ты так смотришь? Ну вот… Только этого не хватало! Все же в порядке? Все нормально, бабушка. Я тебе говорю, я обещаю, ну пожалуйста…
— Это они тебя опять извести хотят, что подманивают?
— Кто — они?
— Не знаю… ты же не рассказываешь, кто? Адовые.
— Гм… Если я что-то понимаю в абстракционизме… Короче — не извести, баб Ира, хуже. Гораздо хуже. А я пока не готов…
Г Л А В А 14
— Самое мощное препятствие любовному грехопадению — это многовековая мудрость человечества, на которую всем начхать. — Филарет крякнул, но все же спросил, как ни в чем не бывало:
— Ты это к чему?
— Абстрактно, в порядке самосовершенствования, ни на что не намекая, ни на тебя, ни на некую С…
Встретились прямо на Невском, у входа в 'Центр', внизу, ровно в одиннадцать часов, потому что Арсений Игоревич хотя никогда не опаздывал, а и раньше на работе не появлялся. Велимир оказался на месте встречи первым, но и Филарет отстал от него на какие-то секунды.
Вчера они праздновали долго и скромно, до полуночи, почти на трезвую голову, бутылка бургундского не в счет, да и ту втроем опустошили едва до половины. Потом Велимир встал — пора, дескать, домой, но и Филарет, Свете и Вилу на удивление, тоже засобирался, оговариваясь какими-то важными домашними бытовыми делами… Вил уверен был, что Филарет тень на плетень наводит, а сам вернется ночевать; видимо, и Света догадалась об этом же, либо он ей незаметный знак подал, поскольку она моментально успокоилась и обоих поцеловала на прощание в щечку, по-сестрински…
Но это было вчера, а сегодня пришел день, который сулил много нового, да мало хорошего… Так думал Велимир, так думал и Филарет, хотя оба они вовсе не сговаривались в думах своих, да и хорошее с плохим понимали для себя не одинаково.
— Привет.
— Привет.
— Как?..
— Все нормально, а у тебя?
— Та же фигня. Папка, надеюсь, с тобой?
— Угу. — Филарет качнул рукой, показывая драгоценную папку с документами.
Велимир уже не так строго таился, и расправленного наружу чутья хватило почувствовать легкое-прелегкое подтверждение своим домыслам насчет Филарета: вернулся и ночевал. Счастливчик…
— А тебе какое дело до этого?
— Ты о чем?
— Сам знаешь, о чем.
— Ну, извини, позавидовал, не больше.
— Ладно. У меня неважные предчувствия насчет итогов предстоящего совещания.
— Только предчувствия??? Ты неисправимый идеалист, Филарет Ионович, если рассчитываешь, что наши деньги так легко разменяются на 'ихние' документы. Впрочем, мои предчувствия подсказывают мне, что мы с тобой все равно сумеем добиться справедливой оплаты нашего труда.
— Федотович.
— Да, точно, Федотович. Ну, извини еще раз, опять ошибся, теперь не забуду.
— Извиняю, хотя ты ошибся намеренно. Поднимаемся?
— Веди, командир, я прикрою тыл.
В приемной оба переглянулись и дружно качнули головами один другому: Игоряныч просто глупец, что променял Светку на Илону. Буквально несколько дней их не было в конторе, но за это время они успели притереться характерами, сдружиться в какой-то мере, девушку понять и узнать, если уж не друг друга… Светка-красавица оказалась, при ближайшем рассмотрении, добрейшая душа, настолько беззащитная и доверчивая, что от этого производила впечатление набитой дуры, а ведь она вовсе не дура… Не Архимед, не академик Абрикосов, но и не Илонка… Эта тоже смазливая, тоже высокая, но…
— Совсем другой сорт, правда? Илюша, а что, шеф разрешил курить тебе прямо здесь, в предбаннике?
— Тебя не спросил. Велено подождать, он занят пока. Вилюша. С волосами ты лучше смотрелся, не таким уродцем. На крутого пацана все равно не тянешь. — У Илоны и раньше матерные слова слетали с языка легко и быстро, как капель весной, но это в кулуарах, а здесь же она официальное лицо… Ну-ну, быстро освоилась с ролью главной наложницы…
— И чем же он занят? — Илона обернулась и слегка умерила гонор: бас Филарета и прямой немигающий взгляд исподлобья всегда охлаждающе действовали даже на Арсения Игоревича и его заместителей, включая начальника службы безопасности.
— Он с Москвой разговаривает, Филарет Федотович, скоро закончит. Если надо будет — примет. Как только вот эта лампочка погаснет, я сразу же зайду, спрошу и вас позову. Присаживайтесь пока.