Великолепны коллекции произведений искусства. Здесь хранятся картины, рисунки, гравюры английских художников XVIII–XIX веков, работавших в Индии, о которых я, к стыду своему, никогда раньше не слыхал, например Томаса и Уильяма Дэниелов, запечатлевших сотни пейзажей и памятников Индии, Аткинсона, оставившего зарисовки времен Великого национального восстания 1857–1859 годов, которое раньше называли восстанием сипаев, Б. Солвинса, рисовавшего сценки повседневной жизни, Дж. Зоффани и других. А еще есть коллекции индийских миниатюр разных школ, старинного оружия, документов. Здесь же хранится каменный, с инкрустациями из драгоценных и полудрагоценных камней, трон навабов (правителей) Бенгалии, на нем персидская надпись и дата — 1641, а также оружие и записная книжка Типу Султана, носившего прозвище «Лев Майсура», правителя одного из индийских княжеств, страстного борца за независимость, погибшего в кровопролитной битве с английскими войсками во время штурма его столицы — Серингапатама в 1799 году.
В общем, за один раз все осмотреть невозможно, и я еще не раз приду сюда. Но об одном экспонате все-таки напишу в заключение.
Речь идет о хранящемся здесь полотне В. Верещагина «Въезд принца Уэльского в Джайпур в 1876 году». Полное название, данное художником: «Процессия слонов английских и туземных властей в Индии, в городе Джайпуре, провинции Раджпутапа (Будущий император Индии)». Верещагин писал ее в 1875–1879 годах, а музею преподнес в дар махараджа Джайпура. Все путеводители с гордостью сообщают, что это самое большое в Индии полотно, писанное маслом, и вообще самое большое полотно Верещагина. Оно входит в число немногих туристических приманок Калькутты.
Полотно действительно огромно: 7 на 5 метров. Висит оно, к сожалению, в очень узкой галерее, так что его нельзя окинуть взглядом целиком, приходится смотреть сбоку или подойдя вплотную — по кусочкам. В помещениях музея нет кондиционеров, стоит жаркая духота, слабо разгоняемая фенами, и полотно находится не в лучшем состоянии. Боюсь, что, если не будут приняты меры, через несколько лет оно погибнет.
В монографиях о Верещагине я читал не раз об этой картине как образце скрытой сатиры на Британскую империю, на колонизаторов и т. д. Мое сугубо личное мнение: никакой сатирой здесь не пахнет, вещь напыщенная, холодно-репрезентативная, написанная с обычным верещагинским блеском, но не лучшая его работа. Англичане, да и индийцы, впрочем, мнения другого: они от нее в восторге.
Такой была наша первая «культурная» вылазка. Длилась она всего три часа, но этого достаточно. Влажность воздуха — до 98 процентов, дышится тяжело, как на полке в русской бане. Не легче и в непроветриваемых, душных помещениях музея, где обливаешься потом и хватаешь воздух ртом, как рыба на суше.
Музей Виктория-мемориал
Отступление для любителей искусства
Год 1989
Это была первая, торопливая запись о Виктория-мемориал. С тех пор я много раз бывал там, беседовал с сотрудниками, любовался коллекциями, покупал репродукции и каталоги. И постепенно смог более спокойно и объективно оценить значение музея, его замечательных коллекций.
Однажды, будучи уже завсегдатаем, я побывал на небольшой пресс-конференции, которую давал журналистам куратор музея д-р Нисит Р. Рей. Наверное, я чересчур запальчиво выразил свое мнение о коллекциях, касающихся королевы и ее придворных. Он ответил так:
— Есть немало людей, как иностранцев, так и индийцев, которые считают, что наш музей — это учреждение, увековечивающее память Раджа (индийское слово, означающее Империю. —
Я не во всем согласен с куратором в том, что касается «почетного и великого», хотя сегодня, в атмосфере испытаний и нерешенных проблем, усиливается и Индии странное явление, которое сами индийцы называют «тоска по Раджу»: пишутся ностальгические мемуары о Британской Индии, снимаются совместные фильмы типа «Дальних шатров». Но это дела самих индийцев. А вот что касается богатств музея, то здесь м-р Рей знал, что говорил.