Я люблю тебя, Калькутта!

Нас повели в здание библиотеки, где должна была начаться лекция, — вполне почтенного возраста, классической архитектуры дом (1926 — было указано на фасаде). Перед началом провели по полутемным залам со скрипучим паркетом. С потемневших от времени портретов в позолоченных когда-то рамах на нас строго взирали все те же отцы-учредители, индийцы и англичане, вдохновенные, усатые, в мантиях. От постоянного действия влаги портреты сильно покоробились, краски осыпались. Страшно думать — а как обстоит дело с книгами? Их здесь много — на санскрите и бенгали, на английском, персидском, русском. Здесь хранится большая коллекция старинных рукописей — бенгальских и тибетских, но увидеть их не пришлось: ключа от шкафов, конечно, не нашли.

Как нам объяснили, университет состоит из множества колледжей и институтов, почти автономных, раскиданных по всему городу и даже за его пределами. На всю страну известен колледж науки и технологии с отделениями физики, химии, прикладной математики, психологии. Недавно организованы новые институты — ядерной физики, радиофизики, электроники. Из гуманитарных славится Санскритский колледж, основанный еще в 1874 году. Сейчас здесь изучают и философию — древнюю индийскую и современную европейскую, историю, языки.

На лекции о национальных отношениях в СССР было человек семьдесят, в основном преподавательский состав, слушали внимательно, но вопросов не задавали.

Когда ехали обратно, подивился многолюдью города, необычному даже для Индии, — какое-то людское половодье! В справочниках указывается 8 или 9 миллионов жителей, а с пригородами (Большая Калькутта) — около 12.

20 апреля. Сегодня неделя, как мы в Калькутте.

Итак, мы живем на третьем, верхнем этаже, куда ведет рассохшаяся деревянная лестница. По внутреннему фасаду дома идут галереи-лоджии, куда выходят все двери. В нашем распоряжении одна из крайних квартир с примыкающим отрезком лоджии, отделенном фанерной стеночкой с дверью, которую при желании можно выбить несильным ударом кулака. Квартира состоит из большой, метров 20–25, комнаты и примыкающей к ней совсем маленькой, метров 5, комнатки. Рядом санузел, совмещенный. Поскольку этаж последний, вода поступает к нам из водяного бака, находящегося на крыше прямо над нами. Бак за день раскаляется на солнце, и с утра до темноты из крана да и, пардон, в унитазе течет только крутой кипяток.

В комнатах по-восточному темно: окно есть лишь в маленькой комнате, но оно закрыто ставней, большая комната освещается через дверь. Предполагается, что темнота дает благословенную прохладу, но это не так. Стоит кондиционеру отключиться, и через пять минут воцаряется влажная духота.

Потолки высокие, метров, наверное, восемь, не меньше. Они тонут во тьме, и лучше не приглядываться. Там, среди черных, закопченных балок, живут поколения всяких тварей, помнящих, мне кажется, еще времена Империи, — москиты, тараканы и неизвестно кто еще. Стены каменные, толстые, выкрашенные когда-то масляной краской. Милосердная темнота скрывает их сегодняшнее состояние, и, надеюсь, у нас и впредь не будет времени их рассматривать. Каменный пол всегда теплый, отшлифованный ступнями предыдущих жильцов.

Мне очень нравится доставшаяся нам в наследство мебель — старая, в стиле «модерн» начала века: пара шкафчиков черного полированного дерева и зеркало с накладными украшениями в виде вьющихся растений, ни одной прямой линии — сплошные переливы овалов и кривых. Все это, конечно, лишь жалкие остатки былого великолепия, но я не устаю любоваться ими. Особенно приятно старое дерево внутри шкафчиков — некрашеное, глубоко розового оттенка, издающее удивительно приятный запах, не исчезнувший до сих пор, — им проникаются все вещи, которые положишь туда.

В конце галереи есть еще кухонька, где возле старой газовой плитки, работающей от баллона, может с трудом встать лишь один человек. Крутая лестница ведет на крышу, к водяному баку. Оттуда открывается вид на соседние крыши, а вдалеке видны очертания готического собора и какого-то огромного, белоснежного здания с куполом. На кухне можно разогревать по вечерам чай, а питаемся мы в советском торгпредстве, расположенном в соседнем доме, по сути дела — в другом крыле того же здания.

Квартира наша, наверное, когда-то считалась, да и сегодня считается совсем неплохой, и ее прежние жильцы, надо думать, умели ею распорядиться. Поднимаясь к себе наверх, я видел сквозь распахнутые двери, как живут наши соседи на втором этаже. Вдоль галереи стоят вазоны, вдоль перил вьются какие-то декоративные растения. На топчанах и на полусидят женщины, что-то толкут в ступках, хихикают. В га-маке-качелях, подвешенном к потолку, сидит глава семейства. Все очень обжито, домовито.

На одном с нами этаже, в другом конце галереи, живет знаменитый кинорежиссер, основатель «бенгальской школы» индийского кино Сатьяджит Рей. Я несколько раз встречал маэстро на лестнице, и мы по-соседски раскланивались.