Я люблю тебя, Калькутта!

…Я брел по длинной Чоуринги, считающейся здесь центральной улицей, и машинально отмечал перемены: нет больше знаменитого калькуттского трамвая, оставшегося еще от англичан; исчез старинный особняк, вместо него — бетонная колода банка; построенный при мне 12 лет назад новенький девятиэтажный дом облез и обрел типичный для Калькутты грязно-серый цвет. На краю огромного поля, носящего совершенно украинское название Майдан, возникла станция метро. Вот угол нашей маленькой Бишоп-Лефрой-роуд с большим магазином, который мы в шутку называли «Елисеевским». В бывшем здании советского торгпредства теперь какая-то чаеразвесочная контора. Через 50 шагов дом, где мы когда-то жили, — старый, облезлый, со скрипучими лестницами, по которым так тяжко было взбираться душными вечерами. Наши окна на третьем этаже наглухо закрыты зелеными ставнями. Нет уже у ворот старого привратника, в дворике тихо и пусто… Неблагодарное это дело — искать ушедшее время…

По давно знакомым улочкам выхожу на Парк-стрит, одну из наиболее фешенебельных улиц Калькутты. Она поблекла слегка, но держит еще марку: все так же ярки ее витрины, все та же нарядная толпа у прилавков кондитерской «Флури». Сворачиваю на мою некогда любимую Фри-Скул-стрит, где привлекали меня россыпи книжных лавок, магазинчики антиквариата и пластинок. Становится темно, зажигаются огни лавок и кафе, толпа все гуще. И вот я уже не чужой здесь, я — часть этой толпы, она втягивает меня, и снова возникают в памяти несколько сотен дней и вечеров, которые я провел в этом городе, и прежде всего тот знойный апрельский вечер 1974 года, когда наша семья впервые ступила на бетонное покрытие калькуттского аэропорта Дам-Дам.

1974

13 апреля 1974 года. Прилетели вчера из Дели около десяти вечера. Было уже темно, когда мы вышли из самолета в аэропорту Дам-Дам. Никогда не забуду первого ощущения: пытаюсь вдохнуть густой, банный воздух, а он застревает в груди, как нечто материальное, — ничего подобного в Дели я не испытывал. Мгновенно мы стали мокрыми с ног до головы, одежда противно липла к телу, многочисленные сумки оттягивали руки.

Затем была дорога от аэропорта (его название отразилось в печально известных разрывных пулях эпохи первой мировой войны — «дум-дум», их делал военный завод, размещенный в этой местности). Мы ехали сквозь духоту бенгальской ночи по бесконечным ущельям улиц, во тьме мерцали крохотные огоньки жаровен. Стоял едкий смрад тлеющих кизяков. Свет фар выхватывал нескончаемые ряды человеческих тел на тротуарах. Вспомнился Киплинг: «Город страшной ночи».

Потом мы долго взбирались по скрипучим ступеням старого дома и в первую же ночь познакомились со злющими и кровожадными калькуттскими москитами. Старенький кондиционер гудел в углу, не давая прохлады, а к утру умолк совсем — отключили электричество. Это называется здесь «лоуд-шеддинг» («падение энергии»). Городу катастрофически не хватает энергии, и он экономит ее, планомерно отключая в течение дня район за районом. Страшно не хочется выползать в суету раскаленных улиц, но надо потихоньку устраиваться. Сегодня суббота — есть два дня на устройство быта.

Вечер. Первый раз прошелся по Бишоп-Лефрой-роуд — так называется наша улочка. Чем знаменит был епископ Лефрой, пока не знаю. Улица небольшая — метров 200 длиной — и выходит на главную улицу Калькутты, нескончаемую Чоуринги.

Мы — не новички в Индии, прожили уже полтора года в Дели, хорошо ладили с индийцами, не падали в обморок от некоторых непривычных обычаев и не боялись съесть острое кушанье с лотка уличного продавца. Нам нравился Нью-Дели — чистенький, утопающий в зелени садов, со своими изящными модерновыми, в стиле Корбюзье, виллами, «город-сад», построенный известным английским архитектором Э. Лютьенсом для власть имущих Британской Индии, когда они вынуждены были перенести столицу из бурлящей Калькутты в другой город. Старый Дели с его чисто восточной атмосферой был от нас далеко, туда ездили лишь на экскурсии. Но ни старый, ни новый Дели не были городом в европейском смысле, таким, как Москва, Ленинград, Прага, Лондон.

Так вот, я рад, что снова вижу Город — с большими домами, трамваями, автобусами; я по такому уже соскучился в полудачном Дели.

В угловом, выходящем на Чоуринги доме был большой магазин, из тех, что в Америке называют «драгстор» — «аптека», где есть все предметы первой необходимости, на наш взгляд не всегда совместимые: хлеб, масло, яйца, пиво, кока-кола, зубная паста, мыло, лекарства, детские игрушки, дорожное чтиво и т. д. Вместо надоевшего в Дели хлеба «Британия», по вкусу и консистенции напоминающего вату, здесь продаются круглые, московские булочки очень постная ветчина, которую режут в специальной машинке на тоненькие лепестки.