Я люблю

— Быба приписывает тебе подпольную подрывную деятельность. Не краской, мол, ты расписался на плотине, а бешеной слюной.

Щеки Алеши стали цвета белил, но губы кривятся в улыбке.

— Какую голову надо иметь, чтобы так сказать?..

— Голова Быбочкина застрахована, не покушайся на нее. Иди к Губарю — и все будет в порядке. Вместе сбегаем. Лады?

Вот и все, что я нашел нужным рассказать Алеше в тот вечер.

Глава десятая

Вася Непоцелуев обычно являлся на работу с какой-нибудь присказкой, шумно требовал от меня справку, как живу-поживаю, сколько пудов счастья прибавил. Сегодня еле-еле поздоровался. Распахнул топку и начал резать, выковыривать шлак.

— Вася-Василек, какая муха тебя укусила?

— Напрасно подначиваешь, механик: не до смешек и брешек.

Так я и поверил! Без хлеба и воды он способен трое суток прожить, а вот без того чтобы почесать язык болтовней, и часа не стерпит. Помолчит, разыгрывая из себя пришибленного тоской и отчаянием человека, а потом и отколет развеселую штуковину.

Проходит минут пять, а он сопит носом, кусает губы. Нет, вроде не притворяется.

— Да что с тобой, друг?

Отворачивается, роняет голову на подоконник и плачет. Несовместимо это — Васька и слезы. Допекло, значит, мужика. Обнимаю Васю.

— Давай вместе поплачем. Рассказывай!

Вася сбросил мои руки со своих плеч.

— Не плакать нам вместе! Не знаешь ты, почем фунт колхозного лиха. Вы, рабочие, святым духом питаетесь, высокими идеями, а мы, твари хрестьянские, норовим хлеб и сало жрать.

— Скажешь толком, что случилось?

— Письмо получил из деревни. Брата оговорили, в тюрьму бросили, а жену его с дочками выдворили из хаты как вредный элемент. А за что с братом расправились? Не оставил людей без хлеба. Не дал забрать семенной и кормовой фонд. На хлебный аванс осмелился расщедриться. Вот и опозорили, оплевали: подкулачник, саботажник, вражий агент! Брехня! Андрюха чужое поле пахал, за чужим столом ел. Потому народ и выбрал его головой колхоза. Теперь за свои труды награду получил. Тюрьма! Конфискация имущества! Поражение прав! А кто судил? Чистенькие и золоченые, вроде тебя, Голота.

Слушаю и не перебиваю. Пусто и холодно в груди. Испарилось сочувствие. Думал, у человека настоящее горе, а у него... Свой колхоз жалеет, а Москва, Ленинград, Свердловск, Магнитка, заводы, фабрики и шахты пусть подыхают с голода. Мы для деревни Челябинский, Сталинградский, Харьковский тракторные отгрохали, а деревня...

Вот каким оказался Вася Непоцелуев. Магнитку строит, рабочим потом потеет, рабочий паек жрет, а сам в мужицкий лес поглядывает.

По всей стране клокочет океан классовой борьбы. Докатилась и сюда буря, обрушилась на Тараса, на Квашу, на Непоцелуева. И до меня донеслись ее соленые и горькие брызги.

— Ты уверен, Вася, что Андрюха твой прав?

— Да как же я могу разувериться? — истошно вопит он. — Не кулак он. Не подкулачник. Не белогвардейский офицер. Печенками и селезенками предан колхозу. А Советская власть его осудила.

Теперь и я кричу:

— Что несешь? Советская власть зря не накажет. Не знаешь ты, что на свете делается! Читал Сталина о боях на хлебном фронте?

— Моя деревня далеко от Москвы. Не знают там, как брехуны и самоуправщики расправляются с честными колхозниками.

— Все он знает!

Я пересказываю Непоцелуеву содержание речи И. В. Сталина на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК о работе в деревне. С беспощадной прямотой он вскрыл наши недостатки и промахи. Потому и не выполнены хлебозаготовки на сотни миллионов пудов, что классовый враг пролез в наши колхозы. Враг ловко перестроился, перешел от прямой атаки против колхозов к работе тихой сапой, а деревенские коммунисты продолжали вести старую тактику борьбы с кулачеством. Ищут классового врага вне колхозов, ищут его в виде людей со зверской физиономией, громадными зубами, с толстой шеей, с обрезом в руках. Ищут кулака таким, каким мы видим его на плакатах. Но таких кулаков давно уже нет на поверхности. Нынешние кулаки и подкулачники, нынешний антисоветский элемент в деревне — это большей частью люди тихие, сладенькие, почти святые. Их не нужно искать далеко от колхозов, они сидят в самом колхозе и ведут тактику саботажничества и вредительскую работу. Они никогда не скажут «долой хлебозаготовки». Они только пускаются в демагогию и требуют, чтобы колхоз организовал резерв для животноводства втрое больший по размерам, чем это требуется, чтобы колхоз выдавал на общественное питание от шести до десяти фунтов в день на работника.

Подавленно молчит Васька. Нечем возразить. Дошло, слава богу, куда докатился его братец. Был батраком, а стал шляпой с партийным билетом в кармане. Он, конечно, не стреляет коммунистов, не поджигает колхозные амбары с хлебом, не калечит втихомолку лошадей. Он, видите ли, только грудью прикрывает колхозный хлеб, он только создает дутые резервы хлеба для коров и овец, он только позволяет колхозникам жрать от шести до десяти фунтов хлеба в день.

— Ну, понял, кандидат партии, где раки зимуют?.. Сегодня пойди в комиссию по чистке, поставь в известность...