Я из Железной бригады

Все оставшиеся дни пути я ел вареную курицу, пил бульон и «чай». На хуторе тогда я задержался на день, приготовив и вторую забытую хозяевами курочку, чтобы забрать с собой. Так и добирался, аж сапоги прохудились, пришлось подвязывать, нечем было подошву прибить. К моему приходу в часть я был в ужасно непотребном виде. По мере приближения к фронту начали наконец попадаться воинские части, в которых я узнавал направление пути и топал дальше. А когда, наконец, приперся, найдя свой тринадцатый полк в одной небольшой деревушке, едва не попал под суд. Первый офицер, которого я увидел в деревне, был тем самым прапорщиком, что когда-то стал моим первым командиром, это было год назад, сейчас этот хмырь щеголял погонами подпоручика и от наглости едва не трещал по швам. Он быстро шел куда-то наперерез мне, явно не видя никого на своем пути. Когда я, не разглядев вначале, кто это был, обратился к нему с вопросом о расположении штаба полка, тот повернул голову и ощерился.

– А, дезертир наш явился! Что же, у австрияков плохо стало, обратно прибежал?

Я вначале даже не понял, о чем он, а когда узнал наконец, рука сжалась в кулак.

– Вы, господин подпоручик, ответите за свои слова? Перед вами подпрапорщик одной с вами армии, а не враг. Поэтому потрудитесь извиниться!

Подпоручик аж задохнулся от моей наглости и мгновенно вскипел.

– Чего? Да я тебя… – Его кулак пролетел мимо, ибо я спокойно ушел из-под удара, а вот мой, прилетев в тощую тушку подпоручика в районе груди, сбил его с ног.

Происходящее между нами не могло не остаться без внимания, и спустя несколько минут мы оба стояли перед командиром полка, с виноватыми лицами. Эх, не так я хотел появиться в родной части, да чего уж теперь.

Отчитав нас для порядка, Марков и другие офицеры предложили единственный выход. Либо мы забываем наши обиды, либо… Уходим в лес и стреляемся, иначе он обоих отдаст под суд. Подпоручик что-то блеял, я же твердо сказал, что у меня нет проблем с этим говнюком, если он извинится за свои слова, я легко все забуду. Говнюк-подпоручик взвился и завизжал. Он требовал трибунала для меня от руководства полка, орал и брызгал слюной. Минуты две, наверное. Офицеры почему-то молчали, не затыкая эту мразь, ну а я рявкнул:

– Пошли за околицу, трепло, я даже дам тебе право первого выстрела.

И ведь мы пошли. Всем штабом, аж в восемь человек, мы вышли из деревни и остановились на небольшой полянке возле леса. Дуэли вообще-то запрещены, но нас сейчас это не волновало. Подпоручик отошел на противоположный от меня край поляны и достал свой наган. Хреново, машинка точная. Разведя руками, обернувшись к офицерам штаба, я спокойно сказал:

– Извините, господа офицеры, но у меня нет оружия.

К моей радости, ко мне шагнули сразу двое и предложили свои револьверы. Но выбрал я знакомый «браунинг». Взглянув на командира полка, увидел, как тот расстегнул свою кобуру и достал пистолет, я решительно направился к нему, извинившись перед остальными. Эта машинка мне была знакома, сам с таким ходил, да и то, что это пистолет командира полка, делало мне честь.

– Спасибо, – коротко ответил я и снял шинель. Оставшись лишь в рубахе, на которой сверкали кресты, я обернулся к моему обидчику. – Вы готовы?

– Только тебя и ждал! – вновь нагло, неуважительно бросил тот, поднимая руку с наганом. Пусть постоит, рука-то устанет быстро, сил у этого говнюка нет, тощий как велосипед.

– Как я и говорил, даю вам право первого выстрела.

И эта сука, не дав мне договорить, тут же пальнула в меня. Как я не упал, не понимаю. Пуля попала мне в левую руку чуть выше локтя, черт возьми, она только-только зажила… Этот гад явно хотел попасть в грудь, туда, где блестели мои награды, но чуток промахнулся, крючок скорее всего слишком резко дернул. Стояли мы вполоборота друг к другу, правым плечом вперед, вот пуля, чиркнув по груди, и вошла в левый бицепс. Вообще-то, это вновь чудо, надо срочно в церковь сходить, хотя, как только в лазарет попаду, батюшка сам нарисуется, как пить дать, имел я уже с ними беседы.

Боль была… Сильная в общем, но я устоял. Когда пистолет в моей руке начал подниматься, я увидел глаза подпоручика. В них было столько ужаса, что я удивился, как он еще стоит, а не убегает, хотя очень хочет, поза такая, что вот-вот упадет или побежит. Я очень хотел послать пулю в лоб, но все же не стал портить ему лицо, все же он наш, русский, хоть и козел редкостный. «Браунинг» хлопнул, подпоручик дернулся и упал. Кончено, я не промахиваюсь.

– Проверьте его, – бросил Марков офицерам, что выступали в роли секундантов. – А вы, господин подпрапорщик, пока под арест.

– Есть! – отчеканил я и плавно опустился на землю. Что-то посидеть захотелось, резко так, до темноты в глазах.