– Ваше превосходительство, – я чуть замешкался, говорить или нет. – Скажите, в армии есть недовольства? Роптание, может, пораженчество? Еще перед той нашей вылазкой я что-то слышал о большевиках, существует ли проблема? – Видя, как напрягся генерал, поспешил добавить: – Я не большевик, меня волнует судьба армии и страны.
– Вот ты о чем, – задумавшись, сняв фуражку, потер виски генерал. – «Шорох» есть всегда, насколько серьезно, не знаю, но стараюсь держать нос по ветру. Как ты и говоришь, в прошлом году что-то назревало, причем в столице. Дума шумела, и недовольства, о которых ты говоришь, больше шли именно оттуда, чем из окопов. Но что-то произошло, Антон Иванович вскользь упомянул, что были массовые аресты в тылу, да и в действующей армии. Ты в курсе, что генерал Алексеев был отстранен и помещен под домашний арест как предатель?
– Откуда? – я ошалел от новостей, а главное, от того,
– В Думе прокатилась волна убийств и, что интересно,
– Я покажусь грубым, ваше превосходительство, но я имел кое-какую информацию по этому поводу, вот и спросил. Точнее, чтобы не сотрясать зря воздух, я знаю точно, что германский генштаб поддерживает большевиков. Через господина Парвуса, есть такой, живет в Европе…
– Я слышал о нем, – кивнул генерал и принял такую позу, которая явно говорила о том, что он очень сильно удивлен и жаждет продолжения.
– Через него они пытаются разжечь революцию в России, чтобы вывести нас из войны, ибо не дураки и видят, что им скоро конец.
– Ты говорил об этом кому-либо?
– Помните мою командировку в столицу? – я не видел больше смысла скрывать эту информацию, но подам ее так, как захочу.
– Награждение?
– Именно. Так уж получилось, что я очень много знаю, ваше превосходительство…
– Каждый раз, как ты это произносишь, у меня что-то внутри свербит, – вдруг перебил меня Марков, – как будто тебе противно, ну, или очень непривычно такое обращение. Не понимаю.
– Вы угадали, именно непривычно. У меня есть тайна, если вы поклянетесь, что не станете мне мешать уехать в Европу, я расскажу ее вам. Поверьте, это того стоит.
– Слово офицера! – тут же воскликнул Марков.
Удивительно, но сейчас я чувствовал, что напротив меня сидит не генерал, не его превосходительство, а обычный человек, примерно моего возраста, ведь он еще молод, это не тот седовласый генерал из советских фильмов о революции и Белом движении.
– Год назад в рукопашной схватке в траншеях противника меня здорово завалило, и я чуть не умер, дышать было нечем. Сколько я там пролежал, пока меня откапали, не знаю, но очнулся я другим человеком. Когда задыхался, я очень отчетливо увидел…
– Бога?
Блин, ну я загнул, он ведь сейчас подумает, что я на небесах побывал.
– К моему сожалению, нет, – покачал я головой. – Я увидел будущее. Не смейтесь, господин генерал. Я тоже вначале не понял ничего, но вот позже, анализируя то, что я видел, стало понятно – это правда. Чем я могу это подтвердить? Ваше слово офицера распространяется на конфиденциальность?
– Все, что вы скажете мне, господин прапорщик, останется при мне, если это не касается моей чести.
– В таком случае я не могу подтвердить свои слова, ибо вы отдадите меня под стражу.
– Даже так? Хорошо, – чуть подумав, решился генерал, – рассказывайте, я никому ничего не расскажу до вашего отъезда, так вас устроит?
– Это лучше, – кивнул я. – Я остановился на поездке в столицу. Так вот. Я преступил закон и взял в плен, ну, не знаю, как еще назвать мой поступок, двух человек. В своих видениях я четко их видел и знал, кто они. Взяв их, так сказать, в плен, я допросил этих господ. И надо же так случиться, узнал от них о готовящемся перевороте. Это должно было произойти в будущем феврале, меньше года осталось.
– Должно было, следует ли из этого, что уже не произойдет?
– Как бы объяснить вам… О, придумал. Представьте, что убийца эрцгерцога вскидывает пистолет, а выстрел не происходит. Ну, патроны у него кто-то вынул, результат?
– Думаете, не началась бы война? – усмехается генерал.
– Началась бы, только уже не так, как случилось здесь, а может, началась бы чуть позже, например, когда наша армия была бы более готова к этому.
– Ну, в чем-то соглашусь, мнение офицеров Генерального штаба было именно таким, если бы нам еще год, ну или хотя бы месяцев восемь, война была бы другой.