Я из огненной деревни

– Не кричи, а то придут немцы и всех поубивают!

– Нехай идут – мне уже всё равно жизнь не интересна, я уже, говорю, одна осталась. Нехай, говорю, идут.

Ну, и они не услышали, не пришли к нам.

А мы пойдём уже тогда обратно, поглядём, где они уже это нас… Где кинули мы своих коней, повозки. Выводим уже тогда по следу, след в след.

Да. Тогда на гору взошли, слышим – в болоте какой-то шорох. Захрустел этот хворост. Мы опять поразбегались по лесу, куда кто. Слушаем. Слышим – говорят по-русски.

– Это, говорим, наши.

Тогда обратно в кучу туда, в болото. А там с Великого Села три человека… Один – из нашей деревни, а два с великого Села, что близ Освеи, такой Семён есть с сыном. Ну, тогда мы пришли к ним, поговорили, как кто откуда уже шёл, а про еду ж – и не толкуем. Двое суток ничего во рту не было. И ни у кого – ничего. Этот уже человек говорит, Вельский:

– У меня есть гороху пригоршни две.

Дак он нам по горсточке всем разделил тот горох, и вот мы тот горох съели и пошли туда, где мы уже бросали всё свое. Приходим туда – кони убитые, сани поломанные, подушки все распущенные – белый, белый весь чисто лес! У кого было сало в кадушках – всё пооткрыто и этой отравой пересыпано, и бумажки эти с мухами нарисованными на пакетиках, что они уже пересыпаны… А люди все убитые, постащенные в груды, облитые бензином и так горят, как настоящие дрова, аж скворчит – когда горят! Ну, и вот, мы тогда там побыли…

Вопрос: – А люди это из вашей деревни?

– Отовсюду были, со всего сельсовета были съехавшись. Вот. И все там погибли. Ну, вот, тогда мы уже идём – пойдём ближе к дому. Идём один за одним – это вслед, человек десять, и слова ни один никому не говорит. Надо остановиться – тогда я за тебя возьмусь, а ты за другого, за третьего – так все и останавливаемся. Послушаем – нигде ничего не слыхать. Тогда толкнёшь один другого по очереди, так и пошли. Такой страх был, так мы не могли говорить, что столько людей лежит и все горят…»

И это, такое – не дни, не месяцы, а годами.

Ганна Бурак продолжает свой горький рассказ.

«…Ну вот, побежали в лес. Завязался большой бой. Уже нам деваться некуда было. Немцы отступали. Мы тогда…

Вопрос: – Это когда приближался фронт?

– Немцы отступали, наши наступали на них. Это уже в сорок четвёртом было. Ну, вот нам деваться некуда, и мы тогда побежали в озеро. Такое глубокое, илистое. Мы влезли в это озеро и за кочки эти, за папоротник держались и лежали в этом… Ну, аж по горло в воде были. И к нам как привяжутся лягушки! Такие большие, страшные – не отбиться. Возьмешь в руку – ка-ак бросишь её от себя подальше. Минут пять нет, обратно приползает к тебе, «ква-ква» – кричит. Мы опять её откинем. Вот так лежали до вечера, в этом озере.

Тогда уже услышали, что машины идут, и наше радио говорит. Мы засмеялись, рады стали – наши поехали! Наше радио говорит!

Вылезли из этого озера и пошли, пошли в деревню Малашково. Там не узнать – был песок жёлтый, а стал чёрный от этих, от снарядов. Ну, тогда пришли из Малашкова на Залугу. С горы мы уже наблюдали, что в Лисне делается. Тут большое движение по большаку шло, а какое – мы не знаем. Ну, и около болота была рожь посеяна. Мужчины говорят:

– Надо идти поглядеть, чьи следы, – немецкие или наши.

Пошли, поглядели и говорят:

– Это немцы.

Это уже наши их погнали. И пошли мы. Договорились, чтоб по одной колее идти, чтоб не попасть на мину. Немного отошли от этой деревни – лежит немец убитый.

– Ага, говорим, попался хоть один!..

Стоим мы на этой, на горе. Ой, спутала!.. Подходим мы это уже сюда, к Лисне, где пилорама, там стояла кухня наших красноармейцев. Они нас увидели – прибежали, нас обнимают, целуют, и мы их целуем и плачем, рады, что уже своих увидели. А они говорят, что мы, говорят, идём от самого Невля и нигде, говорят, не видели гражданского человека, кроме военных. Говорим, что мы тоже не из этой деревни, мы девять километров отсюда. Из этой деревни ещё ни одного человека не было, все в полоне, которые живые были. Ну, и вот они нас тут чаем напоили, накормили, по шинели нам дали, по рубашке по вязаной немецкой дали…

Ну, их там было побито, этих немцев, что страшно. Шла «катюша», по ним как ударила, дак они без памяти в озеро. И в озере было много, дак жара была, лето. Мы их тогда подбирали уже на месте и закапывали, чтоб не было никакого заражения…»

А жителей деревни Городец Быховского района, что на Могилёвщине, звери ловили, используя свои «охотничьи хитрики», страшные и издевательские. О том рассказывает Мария Гавриловна Ковалёва. Она спаслась. И ещё несколько человек.

А четыреста шестьдесят женщин, детей звери тогда настигли…

«…Ну вот, мы были в лесу. Как только немцы в село дак тогда – тёмная хмара – люди в лес убегают. А однажды все выбрались туда. Тут Клёнье спалили, Студёнку спалили – ну ж, люди боятся. Ну, и побежали все в лес: и детей, и курей, и свиней, и всех туда…»